глубоко ночью. На следующий вечер он, конечно, снова был приглашён. Так и стали тянуться дни: бродяга вставал, через силу открывал глаза, похмелялся чем-нибудь, кое-как делал, что был должен, и летел на попойку к Берёзиным. Гога обеспечивал посиделки самогоном, Алёна и Петя закуской, а Афоня просто приятной компанией. Жизнь превращалась в один большой пьяный вечер, прерывавшийся только на сон и домашнюю работу. Несколько раз они приходили ещё на посиделки к Зориным, пили там, потом снова сидели у Берёзиных. Казалось, что всё это будет продолжаться вечно.

Но у разгульной семейки начали заканчиваться деньги. И телефон, голосом школьной учительницы, сообщил, что сын Берёзиных — Боренька — почему-то не появляется в школе. Тут, конечно, вспомнилось, что к первому сентября они не уехали из-за школьного карантина, который, очевидно, прошёл. Пора было сворачиваться и ехать домой, в город, но Петя с этим не спешил. Глава семьи всё отговаривался, мол, приедут на день позже, ничего страшного. Но пьянка не заканчивалась, и никто никуда ехать не собирался.

***

В начале одной из попоек Алёна пыталась достучаться до мужа, просила его не пить, чтобы на следующий день вернуться в город. Он, конечно, отправил её куда подальше, сказав, что она ему не указ. Пусть сама едет, если хочет, а его сын останется с ним и в школу может хоть вовсе больше не ходить. Тогда Алёна совсем вышла из себя. Гневным голосом переспросив — «твой сын?» — она начала громко ругаться и бить посуду. На этом моменте зашли Гога с Афоней, не совсем понимая, что происходит. Яростная Алёна выхватила у Гоги большую бутылку самогона и со всей силы швырнула об пол, разбив вдребезги. Лицо Пети налилось безумием, он, со страшными воплями ругательств, подскочил к жене и сбил её с ног сильным ударом наотмашь. Тогда, в долю секунды, на отца накинулся истерично плакавший Боренька, но и он отлетел от грубого удара, со словами «не лезь, щенок». Мать с сыном отползли в угол, с лицами полными страха и боли. Тогда Афоня и сам не заметил, как под градом ударов Петя свалился на пол. И как град продолжался ещё какое-то время, оставляя на лице ссадины и кровоподтёки.

Афоня взял со стола бутылку водки и направился к выходу. На пороге, с трясущимися коленками и опущенными глазами стоял бледный Гога.

— Я всё видел, я свидетель, ты за Петьку ответишь.

Афоня в ответ промолчал и ушёл прочь. Стало как-то особенно грустно и тоскливо. Он пошёл на пирс, у озера, и открыл водку. Глоток, за ним ещё и ещё. Осознал, что даже на середине бутылки не стало легче. Думал, что мало, но с каждым глотком становилось только хуже. Был тёмный прохладный вечер, на небосводе горели тусклые звёзды. Афоня сидел и тупо смотрел перед собой, пустота его пожирала.

Придя домой, он без ужина вальнулся спать. Баба Зина не задавала вопросов, но каждый раз смотрела всё мрачнее и мрачнее.

***

На следующий день Афоня не нашёл в себе сил встать с кровати. Сказал, что болеет и просто лежал, смотря в потолок. Баба Зина то и дело заглядывала в комнату и печально кивала головой, мерила температуру, дала какую-то таблетку от гриппа. А днём, освободившись от дел, поставила у кровати стул, села, помолчала с минуту.

— Как себя чувствуешь?

Афоня в ответ молчал, даже не взглянул в её сторону.

— Понимаю, плохо. Я вот чего пришла, хотела поговорить. Смотрю, ты до вина уж очень большой охотник. Так вот, я помочь могу, заговор знаю хороший, вмиг тебя на ноги поставим.

— Заговор? — Афоня спросил очень тихо и отрешённо.

— Да, я от бабки узнала, та от своей. Сильный очень заговор, рабочий. Ну, так что, давай заговорю?

Афоня повернул голову к бабе Зине и какое-то время смотрел сквозь неё.

— Ну, сделай, если хочешь.

— Воду надо заговорить и перед сном выпить. Я всё сделаю и вечером принесу. Ты лежи пока, отдыхай.

Только когда стемнело, Афоня понял, на что подписался. Баба Зина накормила внука и, отправив спать, занялась приготовлениями. Тёмная немаркая скатерть на кухонном столе сменилась белоснежной и праздничной, там же появились икона и пиала с водой. В руки бабушка взяла церковную свечку, зажгла её и выключила свет. Дом погрузился в таинственный полумрак. Баба Зина в полголоса стала что-то бормотать, медленно перекрещивая воду свечой. Когда закончила, принесла заговорённую воду Афоне. Он внимательно посмотрел в её горящие глаза, полные страшной уверенности и интереса, взял пиалку и выпил до дна. Баба Зина сказала теперь спать и затушила свечу. Афоня ещё какое-то время лежал в тишине, но и сам не заметил, как закрылись его глаза. Бродяга действительно уснул.

***

На следующий день не то чтобы стало легче, но Афоня смог заставить себя встать и начать чем-нибудь заниматься. Баба Зина, конечно, смотрел на него с гордостью, веря в исключительную силу своего заговора.

Афоня отправился за водой и стоял, смотря в тёмную глубь колодца, когда его окликнул рыбак дядя Паша.

— Привет, Афоня, я вот услышал, что у тебя с Берёзиными приключилось. Хотел сказать, что ты молодец, всё правильно сделал. Я бы так же поступил. Заходи вечером, самогонки выпьем, поговорим.

— Да, спасибо, обязательно зайду.

Дядя Паша ушёл, а Афонино настроение резко подскочило, сердце забилось быстрее. Лёгкая гордость и ожидание вечера заполнили его мысли.

— Ну, вот и проверим, бабка, твой волшебный заговор.

Дядя Паша жил в стареньком ссутуленном доме, на другом краю деревни. Он поджидал гостя и, завидев Афоню из окна, вышел ему навстречу. Дом у него оказался самым бедным из всех. Помимо печки только стол, два стула, кровать и шкаф. В шкафу лежало буквально всё, начиная от посуды и одежды, заканчивая рыболовными снастями, которых, к слову, и по остальному дому было раскидано немало. Ещё, в качестве экскурсии, дядя Паша показал небольшую каморку, в которой стояли самогонный аппарат и высокие бутылки, полные самогона. Хозяин игриво подмигнул: «никто не знает, это для себя, не на продажу».

Они сели за стол, на закуску была, само собой, рыба. Для начала, без лишних разговоров, ударили по стопарю. Кажется, они понимали друг друга без слов, чокнулись и почти синхронно влили в себя мутную жидкость. Афоня спросил покурить и дядя Паша пошёл к шкафу. Бродяга подумал, что за пачкой, но не тут-то было. Хозяин достал небольшую коробку махорки. К ней он вывалил стопку газет и сделал им по самокрутке. Это оказался чрезвычайно крепкий