тошнота, вроде, отступила, температура немного спала. Афоня стал ненадолго засыпать, минут на пять-десять, но тут же просыпался, вздрагивая, а иногда и вскрикивая, ему снились кошмары. Сквозь сон он выкрикивал ругательства и угрозы. Так прошла ночь.

Утром стало немного легче, он уже не пытался уснуть, просто лежал с красными открытыми глазами, иногда просил пить. Так прошли утро и день, дав бабе Зине небольшую передышку. Вечером всё стало повторяться. Но прерывистый беспокойный сон с кошмарами в какой-то момент перерос в галлюцинации. Поначалу, это были мелкие глюки. Афоня видел, как пробегала собака, слышал музыку, голоса. Потом ему стал мерещиться допрос: кричал бабе Зине, что ничего не знает, просил его не бить, судорожно умолял не трогать семью. Но уже через несколько часов клялся сказать всё, что нужно, и сдать кого угодно, только бы прекратить мучения. Так прошла вторая ночь. Было видно, как Афоня тает на глазах, силы его покидали.

***

Вечером в гости зашёл Юра. Бродяга в это время лежал, бормоча что-то несвязное, и пугливо озирался по сторонам.

— Чего это с ним?

— Кажись, белая горячка хватила, третий день уж так лежит.

— Третий день? Надо звонить, врачей вызвать, капельница нужна. А то он у нас тут кони двинет. Дайте пару минут, я мигом.

Юра побежал домой, а вернувшись, сказал, что доктора уже выехали. Он сменил бабу Зину, сев подле Афони, который, кажется, уже совсем ничего не понимал. Бродяга протяжно мычал, вперившись глазами в пустоту.

— Это они с дядей Пашей так? Я-то думал, кто по ночам чертей гоняет.

Относительно огромного расстояния до ближайшего города врачи приехали быстро, даже очень. Видно, Юра точно знал, куда и кому звонить. Вообще, врач был только один, а с ним медсестра и водитель. Доктор — мужчина лет пятидесяти, с умным пристальным взглядом, сестра — полная веселушка с чемоданчиком в руке. Они мимолётом поздоровались с хозяйкой и сразу пошли к больному. Доктор пытался заговорить с Афоней, но всё без толку. Когда он его осмотрел, понял, что случай запущенный. Стал с серьёзным видом что-то диктовать сестре, недовольно смотря на показатели давления.

— Сколько дней он в таком состоянии?

— Так, третьи сутки пошли.

Доктор покачал головой, саркастически улыбаясь.

— А чего же вы медлите? Вы же знаете, что от белой горячки можно умереть? Так вот, он, буквально, на пороге.

Сестра принесла из машины ещё один чемоданчик. Доктор продиктовал ей дозировки, а сам начал что-то записывать. Быстро и без лишних вопросов была поставлена капельница и сделана пара уколов, сестра не теряла улыбки и обаятельности. Афоне явно стало лучше, он успокоился и минут через двадцать уснул. Доктор ещё раз смерил показатели и, убедившись, что всё в порядке, принёс за подписью листок. На нём перечень оказанных услуг и окончательная цена, которая оказалась совсем не маленькой.

Юра сбегал домой, но раздражаясь и сетуя, что взял с собой мало денег, смог оплатить только половину. Остальное легло на плечи бабы Зины. Она разрыла книжную полку, достав заначки из старых томиков, и едва-едва набрала нужную сумму. Конечно, сквозь суматоху Юра обещал помочь и отдать ей эти деньги, когда приедет в следующий раз. Но это не отменяло факта того, что в один момент она осталась без единой копейки под одной крышей с едва знакомым пьяницей.

Врачи ушли, баба Зина легла спать, Юра остался дежурить. Всё, наконец, успокоилось, дом вновь наполнила деревенская тишина.

***

Юра в полусне сидел на стуле, у кровати. Его окликнул проснувшийся Афоня и попросил воды.

— Ну, как ты?

— Херово. Нормально меня прихватило. Сколько я вообще в запое был? Какой сейчас месяц?

— Ноябрь. Чувствуешь, как холодом веет?

— Да…

Афоня выпил воду и плотней укутался в тёплое одеяло. Его движения оставались слабыми, в них сохранялась дрожь. На вид, он скинул около трети своего веса — глаза впали, сильно выступили скулы. Отросли волосы на голове и борода. Бродяга смахивал на оживший труп, он, словно, вышел из многолетней комы.

Пока Афоня был слишком слаб, чтобы хоть чем-нибудь заниматься. По большей мере, он лежал, смотря на первый снег, идущий за окном, и думал. Думал о себе, о будущем, о дяде Паше. Старик особенно не шёл из мыслей. Его печаль была настолько фундаментальна, что, кажется, на ней он и построил всю свою жизнь. Настолько одинокий, что даже в собственных мыслях не может с собой побеседовать. Этот тоскливый рыбак постепенно и сам превращался в рыбу. Молчаливую, окружённую лишь давящей толщей воды и глубинной тьмой. Духовно Паша был очень близок Афоне. Встречая таких людей, бродяга всё пристальнее вглядывался в бездну, всё чаще видя там своё отражение.

***

Когда начало легчать, Афоня стал больше сидеть на кухне, там было куда уютнее, чем одному в тёмной комнате. С бабой Зиной он почти не разговаривал, просто сидел, уткнув голову в ладони, и уходил в себя. Так, однажды утром, Афоня торчал на кухне, проснувшись раньше всех, и о чём-то бесплодно думал. Вдруг, тишину внезапно нарушил Серёженька, подбежавший с радостными криками и прилипший в объятиях к руке бродяги.

— Дядя Афоня! Дядя Афоня! День рождения сегодня у меня, семь лет мне!

Эта новость абсолютно сбила с толку и заставила забыть о самотерзаниях.

— Да? Ты молодец, большой вырос, поздравляю! С днём рождения!

Радостный Серёжа вприпрыжку побежал будить бабушку, которая проснулась, явно, не с той ноги. Она усадила Серёжу за стол и стала готовить завтрак. Она, как и Афоня, была молчаливой и грустной. Единственный, кто восторженно лепетал, еле усиживая на месте, был Серёжа. Он радовался знаменательной дате, предвкушая надвигающуюся школу.

После завтрака баба Зина объявила, что пора поздравить именинника. К великому удивлению Афони, на стол были выставлены семь яблок, в каждом из которых воткнуто по церковной свече.

— Сколько лет — столько и свечек. Надо задуть, чтоб желания исполнились. А подарок, ты уж извини, запаздывает. Потом подарок.

Этим Афонино равнодушное молчание было окончательно прервано.

— В смысле? А торт? И как подарка не будет? Что ж это за день рождения?

Впервые бродяга услышал, каким нервным может быть голос бабы Зины.

— А ты что думал, голубчик? Может, капельницы тебе забесплатно ставим? Где я денег возьму?

— Ну, давайте хотя бы к Зориным пойдём, у них наверняка стол побогаче!

— К каким Зориным? Ты посмотри за окно — снег идёт! Все уехали давно! Ты слишком долго спал.

Ощущение совершенной беспомощности охватило Афоню — он понимал, что виноват, но сделать ничего не мог. Ещё