— Завтра придешь, Ян?

— Не знаю…

Смущенный тяжелым взглядом комиссара, Ян мял в руках фуражку, не зная, как ему лучше уйти.

— Да… Все хорошо… До свидания… — настойчиво повторил Мегрэ и сам открыл, а после закрыл стеклянную дверь за стюардом.

Резким движением запер дверь на ключ. И бросил Сильви:

— Можешь снять шляпку.

— Вы случайно встретились?.. — робким голосом произнесла Жажа.

— Вот именно! Случайно встретились.

Жажа даже не осмеливалась предложить выпить, так сильно в воздухе пахло грозой. В смущении она подняла валявшуюся на полу газету, аккуратно сложила ее, потом отправилась следить за пищей, что стояла на плите.

Мегрэ не спеша набивал трубку. Затем также подошел к плите, свернул в трубочку кусочек газетной бумаги, зажег его от огня.

Сильви по-прежнему стояла возле стола. Она лишь сняла шляпу и положила ее перед собой.

Наконец Мегрэ сел, открыл сумку и начал считать деньги, выкладывая их стопкой среди грязных рюмок.

— Восемнадцать… девятнадцать… двадцать… Двадцать тысяч франков!..

Жажа обернулась всем телом и ошарашенно взглянула на деньги. Потом на Сильви, на комиссара. И делала отчаянные усилия, чтобы понять смысл происходящего.

— Что это?..

— Да так, ничего особенного, — проворчал Мегрэ. — Сильви откопала себе любовника, более щедрого по сравнению с другими, только и всего! И знаете, как его зовут? Гарри Браун…

Он развалился с трубкой в зубах на стуле, будто у себя дома, положив локти на стол и сдвинув фетровую шляпу на затылок.

— Двадцать тысяч франков «за полчасика», как мне сказали в гостинице «Босежур»…

Жажа машинальным движением вытерла пухлые руки о фартук. По-настоящему ошеломленная, она не решалась что-либо говорить.

Сразу как-то осунувшаяся Сильви без кровинки в лице, ни на кого не обращая внимания, смотрела прямо перед собой в пустоту, готовая к любым, самым Ужасным ударам судьбы.

— Ты можешь сесть! — бросил ей Мегрэ.

Девушка машинально послушалась.

— Ты тоже, Жажа… Погоди… Принеси-ка чистые рюмочки.

Сильви сидела на том же самом месте, что и накануне, когда она ела с распахнутым халатом, а груди свешивались в нескольких сантиметрах от тарелки.

Жажа поставила на стол бутылку и рюмки, после чего присела на край стула.

— А теперь, дети мои, я жду вашего рассказа…

Дымок трубки медленно поднимался к подвальному окошку. Лучи солнца уже не добирались до него, и стекло поголубело. Жажа повернулась к Сильви…

А та по-прежнему упорно смотрела в пустоту и молчала.

— Я жду…

Мегрэ мог бы повторять эту фразу хоть сто раз и десять лет напрасно ждать ответа! А Жажа только вздыхала, тяжело опустив подбородок на грудь:

— О Господи!.. Кто бы мог подумать…

Мегрэ уже начал терять терпение. Он встал. Заходил взад и вперед по комнате. Проворчал:

— Все равно придется…

Застывшая статуей девушка выводила его из себя.

Один, второй, третий раз он прошел рядом с Сильви, но та не шелохнулась.

— У меня уйма времени… Но…

В четвертый раз Мегрэ не сдержался. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, комиссар схватил девушку за плечо, даже не заметив, что сжал его слишком сильно.

Сильви вскинула руку, прикрывая лицо, как маленькая девочка, испугавшаяся, что ее сейчас побьют.

— Итак?..

От боли в плече Сильви очнулась и, зарыдав, закричала:

— Скотина!.. Грязная скотина!.. Я ничего не скажу…

Ничего!.. Ничего!..

Жажа взволнованно смотрела на нее. Мегрэ, упрямо набычившись, тяжело опустился на стул. А Сильви продолжала плакать, не загораживая лицо руками и не вытирая слез, плакала скорее от злости, нежели от боли.

— …Ничего не скажу! — снова проговорила она между спазмами рыданий.

Дверь бара открылась, что случалось не чаще одного-двух раз в день, кто-то вошел и, облокотившись на стойку, принялся крутить ручку игрального автомата.

Мегрэ нетерпеливо встал и на всякий случай — мало ли что придумают женщины, ведь посетитель вполне мог, например, оказаться посланцем Жозефа! — сам отправился в бар.

— Что вам угодно?

Человек настолько растерялся, что, несмотря на мрачное настроение, комиссар едва не рассмеялся. Это был невзрачного вида мужчина средних лет, с седеющими волосами. Шел небось по самой стеночке, чтобы никто его не видел, мечтая о необузданной эротике, а тут вдруг хмурый Мегрэ за стойкой!

— Одну кружечку… — промямлил человек, отпуская рукоятку игрального автомата.

Женщины за занавеской подошли друг к другу. Жажа о чем-то спрашивала, а Сильви устало отвечала.

— Пива нет.

По крайней мере, нигде поблизости не видно!

— Тогда, что угодно… Портвейна…

Мегрэ налил какой-то жидкости из бутылки в первый попавшийся под руку стакан, и посетитель, едва пригубив, тотчас поинтересовался:

— Сколько с меня?

— Два франка!

Мегрэ смотрел то на еще дышавшую зноем улицу, то на маленький бар напротив, за окном которого смутно виднелись силуэты движущихся людей, то на комнату за стеклянной дверью, где, как он видел, Жажа вновь устраивалась на прежнем месте.

Посетитель ушел, недоумевая, куда это он попал, а Мегрэ вернулся в заднее помещение и уселся верхом на стуле.

Поведение Жажа несколько изменилось. Только недавно она волновалась, не зная, что и подумать. Теперь, похоже, определилась и взирала на Сильви с жалостью и с долей обиды, будто хотела ей сказать: «Ну угораздило тебя вляпаться в подобную историю! Как теперь выпутываться-то думаешь?»

А вслух произнесла другое:

— Сами знаете, господин комиссар, каким бывает странным ваш брат мужчина…

Убежденности в голосе явно не хватало. И Жажа сама это почувствовала. Сильви тоже, но промолчала и лишь пожала плечами.

— На похоронах ее сегодня утром увидел, ну и захотелось ему… А с его-то деньгами…

Мегрэ вздохнул, разжег новую трубку и стал рассеянно смотреть в окошко.

Атмосфера в комнате сделалась еще более гнетущей.

Жажа решила впредь молчать, опасаясь неосторожным словом лишь осложнить ситуацию.

Сильви не плакала, неподвижно сидела и ждала неведомо чего.

Только будильник продолжал работать и двигать стрелками по выцветшему циферблату, для которого они казались слишком тяжелыми.