мы понимаем, никто никогда не будет доверять друг другу, человеческое общение станет просто функцией, все будут друг друга подозревать и даже ложь (то, что мы собираемся сказать) потеряет смысл. Итак: нельзя лгать никому, никогда, ни по какой причине. (Видите? Этот чувак крут.)

И говорить правду нам следует не «потому что мы заботимся о подруге», или «боимся, что нас уличат во лжи», или что-то в этом роде. Мы должны говорить правду только из чувства долга следовать универсальной максиме, которую мы сформулировали. Давать деньги на благотворительность, потому что, скажем, «печально видеть мир таким, какой он есть», может, и хорошо, но это действие не имеет моральной ценности. Она появляется, только если мы придерживаемся максимы — например, «если у нас есть возможность, нужно помогать тем, кому повезло меньше», — и можем представить, что все в мире следуют ей. Чтобы стать хорошими маленькими кантианцами, все наши действия должны быть мотивированы идеей «Действовать из чувства долга следовать универсальной максиме». И ни шагу в сторону, никаких исключений!

По сути, Кант хотел указать на различия между людьми, использующими чистый разум (подтверждая, что мы особенные, единственные существа, которые могут это делать), и остальными представителями низшего, животного мира, где безраздельно правят эмоции и чувства, а события подчиняются этим низменным страстям. Вот почему такие вещи, как счастье и страх, нужно исключить из уравнения, когда мы рассматриваем мотивы. Я имею в виду, что коровы и дикобразы могут испытывать счастье или страх и мы должны быть лучше, чем тупой жующий черешок дикобраз. Именно поэтому Кант считает, что благотворительность из сочувствия или печали заслуживает похвалы, но не соответствует принципам морали. Почтение Канта к человеческой способности использовать мозг делает его немного снобом, и благодаря этому он в хорошей компании. Большинство философских школ, как древних, так и современных, тратят невероятное количество времени, превознося самых блестящих и образованных из нас, а также утверждая, что люди лучше других существ, потому что мы можем думать, рассуждать и философствовать. Эти аргументы имеют смысл до тех пор, пока вы не увидите во время весенних каникул детей, потягивающих водку из пистолета, вырезанного изо льда, и тогда вы решите, что выдры и бабочки даже поумнее нас.

Но строгая система Канта дает нам определенный комфорт. Поскольку «успех» с точки зрения морали приходит только из чувства долга следовать универсальной максиме, если в результате наших действий происходит что-то «плохое», то это не наша вина, мы-то вели себя хорошо! В этом смысле кантовская деонтология — полная противоположность утилитаризму[118]; до этого момента, хотя вся утилитаристская этика основывалась на максимизации счастья, Кант считал, что «счастье» не имеет значения.

…В отношении счастья невозможен никакой императив, который в строжайшем смысле слова предписывал бы совершать то, что делает человека счастливым, так как счастье есть идеал не разума, а воображения. Он покоится только на эмпирических основах, от которых напрасно ожидают, что они должны определить поступок, который привел к бесконечному ряду последствий…[119]

Вот как Кант объясняет мою проблему с гавайской пиццей и группой Red Hot Chili Peppers. Не существует максимы, которой нужно следовать, включающей создание «счастья». Ведь «счастье» субъективно, мы определяем это понятие только для себя. Ничто в мире, каким бы простым оно ни было, не сделает всех счастливыми. Моя дочь Айви не любит пирожные, а сын Уильям не любит мороженое, поэтому мы не можем придумать правило, согласно которому «все станут счастливыми» и которому все бы следовали. То, что делает меня счастливым, кого-то другого глубоко расстроит или оставит равнодушным либо, может, тоже счастливым, но по-другому или в другой степени. Итак, если бы Кант написал забавный стишок, чтобы пояснить свои взгляды, как это делал Бентам, он был бы таким:

Действуйте из чувства долга, максиме универсальной следуя, Максимы придумайте сами, разум дан вам для того, Счастье не имеет смысла, Всё, конец стихотворения.

Не так уж и заковыристо.

Категорический императив — 2: редкий случай, когда продолжение лучше оригинала

Так что Канту все равно, что вы (или я) думаете о мире. Он хочет исключить из уравнения чувства и сантименты. Это визитная карточка Канта: настойчивое утверждение, что мораль — то, к чему мы приходим, освободившись от субъективных чувств и суждений. Никаких аристотелевских проб и ошибок, никаких консеквенционалистских вымыслов о счастье/печали. Мы должны использовать свой рациональный мозг, только его, чтобы создавать рациональные правила, которые приводят к рациональным выводам о рациональных действиях. Согласны вы с этим или нет, но жесткая теория Канта, в основе которой лежит мозг, стала сенсацией в мире западной философии. Его монументальное влияние можно оценить только тогда, когда вы увидите, сколько современных философов работали с его исходным материалом. Он чем-то похож на Хичкока в кино или Run-D.M.C. в хип-хопе: он оказал огромное влияние на тех, кто пришел после него.

Однако деонтология создает нам новые проблемы. Главная из них: когда мы заменяем чувства и индивидуальные суждения строгими универсальными законами, которые мы должны сначала осознать, затем следовать им, может потребоваться очень много времени, чтобы понять, что делать. Иногда этичное поведение предполагает упражнения на интуицию, и Кант здесь для того, чтобы сказать нам, что наш внутренний голос глуп и его не нужно слушать. Теорию Канта часто критикуют: попытка действовать согласно ей — чисто интеллектуальный опыт, а это действительно чертовски трудно. Персонаж Чиди Анагонье в сериале «В лучшем месте» — строгий последователь Канта, и он так озабочен формулированием точных кантовских максим, что, по сути, парализует себя, становясь нерешительным, ему приходится бороться даже в самых простых обстоятельствах. В какой-то момент он так отчаянно пытается не врать, чтобы не нарушать категорический императив, что ему приходится приложить немало усилий, чтобы обмануть настоящих демонов, которые хотят уничтожить их с друзьями. (После мучительных внутренних дебатов Чиди Майкл, персонаж Теда Дэнсона, в миллионный раз спрашивает его: «Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, какой ты зануда?» На что тот отвечает: