Когда я был наспех ознакомлен со всем арсеналом борьбы с раком и вражескими подлодками, мы снова уселись в какие-то драные кресла, он посмотрел мне в глаза и задал свой главный вопрос:

– Как там мои Натальи?

В Москве он жил один, и ему, я знал, не хватало его Наташ. Он, конечно, звонил им, но разговаривающий пластик, я это понимал, не мог заменить блеска их глаз и задорного смеха. Я это прекрасно понимал. Я стал рассказывать все, что о них знал. Жора слушал.

– Ладно, – вскоре прервал он меня, – хватит. Гоголь-моголь будешь? Яйца свежайшие, из соседней деревни.

Это был золотой вопрос!

– Давай свои яйца, – сказал я.

Я ни словом не обмолвился ни об Азе, ни о нашем клоне, ни о своих собственных клеточках, которые я собирался клонировать. Это были мои козыри, сюрпризы для Жоры.

– У тебя денег не хватит, – отшутился я.

Казалось, он не слышал меня, молча уплетал свои креветки и загадочно молчал. А я не выкладывал своих козырей.

– Если нам удастся хоть на два-три года продлить жизнь…

Я изредка, под настроение, брал в рот дымящуюся сигарету, делая вид, что курю.

– … и мы станем дружить против старости вместе, – говорил Жора.

Голова гудела не только от пива, но и от избытка чувств и тех сведений, что удалось ей схватить за истекший день. Надо сказать, я не терпел прокуренных помещений и пиву всегда предпочитал чай или кофе, или мороженое с кислым вином, густую терпковатую фанту. От его предложения выпить водки меня просто передернуло, и, чтобы меня не стошнило, я призвал на помощь все свои силы. Мне захотелось выскочить на свежий воздух, я даже готов был мерзнуть, но единственным спасением для меня стал туалет. Я несколько раз освежал лицо холодной водой из крана. А Жора сидел за столом, как новая копейка. Никакое пиво его не брало. Он снова долил доверху мой едва отпитый бокал.

– Знаешь, – сказал он с досадой в голосе, – а у меня тут ни черта не получается. Современнейшее оборудование, любые реактивы, филигранная техника, ты же знаешь, и ни-ни…

По-соседству с нами что-то весело звякнуло, Жора на секунду замер, прислушиваясь, затем продолжал.

– Все, кажется, делаешь правильно, но результата нет.

Мы помолчали, я сделал маленький глоток и бросил в рот соленый орешек. Вдруг мне вспомнилась Аня! Вспышка молнии, миг!.. И все.

– А денег, – продолжал Жора, – у них немеряно. За лишний год жизни они отдадут золото партии. Они…

– Как это «лишний»?

Жора только хмыкнул, а я поймал себя на мысли, что забыл даже, как Аня выглядит. Почему она вспомнилась мне?

– Ты же понимаешь, что по фенотипичееким проявлениям можно узнать, что ждет человека через месяц, через год…

Я кивнул: конечно.

– Сейчас стало модным говорить о конце генетического кода. Чушь, конечно, собачья – у кода не бывает конца. Исчерпывается лишь источник генетической информации, что-то там скукоживается и дохнет. Все на свете когда-то кончается. А ты, мне кажется, умеешь продлить то, что сегодня должно кончиться, верно?

Я слушал.

– Лишняя жизнь – это то, что осталось после того, что неизбежно кончилось. Я полагаю, тебе не надо объяснять, что… Тут и дураку ясно…

– Ясно-ясно, – сказал я и улыбнулся, – очень понятно.

Жора тоже улыбнулся, откинулся на спинку стула и закурил.

– И мы это «осталось» можем пощупать. Верно? И контролировать. Верно?

– Никаких сомнений.

Жора снова облокотился на стол и уперся в меня взглядом.

– Вот мы тебя и продадим, а? У них денег – не-ме-ря-но, – повторил он еще раз, – ты понял?

Мы помолчали. Я не знал, что ему ответить. Продлить жизнь клетки, бабочки или мышки, за это я мог бы взяться, но я не имел ни малейшего представления, как увеличить на один-единственный день жизнь человека. На час, на минуту! Он встал, я за ним, мы оделись и вышли на улицу. Арбат сиял огнями, улица уже была пуста, по проспекту шуршали на большой скорости поздние машины. Мы остановили такси и вскоре уже сидели в креслах его квартиры. В тот вечер он предложил мне участвовать в разработке способов продления жизни правящей верхушки страны.

– У меня есть один генерал, – сказал он, – ты ему понравишься.

Я – человек трезвый и сначала принял это предложение за шутку и был далек от мысли понравиться какому-то там генералу. Я понимал, что просто так к правительству никого не подпускают.

– Можно, – отшутился я, – если они захотят жить лет по сто.

– Я не шучу, – сказал Жора.

Продлевать «лишнюю» жизнь кого бы то ни было не входило в мои планы. Меня ждали мои клеточки, и я не собирался их предавать. Но предложение Жоры меня заинтриговало. Деньги на дороге ведь не валяются, а возможность заниматься любимым делом в наше время вряд ли кого может оставить равнодушным.

– Я подумаю, – сказал я.

– Ты ни в чем не будешь нуждаться.

– Я подумаю.

– Ты пойми, у тебя будет…

Я поймал себя на мысли, что Жора, никогда никого ни о чем не просивший, уговаривал меня стать его соратником в борьбе за жизнь власть имущих. Он изменился?

– Ладно, утро вечера мудренее, – согласился было я, – давай взвесим все завтра на свежую голову.

– Но как тебе удалось провернуть дельце с Нобелевской?..

– Сам не знаю.

Было за полночь.

– Ты так ничего и не придумал с этническим оружием? – неожиданно спросил он.

Я сказал, что мне было не до оружия. Он кивнул, мол, я тебя понимаю, снял телефонную трубку и набрал номер. Затем стал с кем-то говорить.

– Он у меня, – сказал он, – утром я его привезу.

Я чувствовал себя совсем разбитым.

– Завтра в десять нас ждет генерал.

– Слушай, – спросил я его в лоб, – скажи правду – зачем я тебе?

Жора ответил не сразу. Сперва он достал из тумбы стола два граненых стакана и полбутылки «Пшеничной». Затем произнес просто:

– Ты тот, кто мне нужен.

И разлил водку в стаканы. Это был его тост, и я не мог за себя не выпить.

– Понимаешь, – признался потом Жора, – мне нужно, чтобы ты прикрывал меня с тыла. И я должен быть уверен, что ты не воткнешь мне нож в спину.

По правде сказать, такое признание тешило мое самолюбие.

Я лег в постель, но меня тошнило. Я долго не мог уснуть, а утром проснуться. Генерал, дородный, толстотелый и носатый детина с желтыми жадными глазами, задал мне несколько вопросов, ответы на которые его удовлетворили.