– Нет. Не угадала. На выпускном. Когда Семен, кажется, еще не понимая, что сделал, сидел над тобой, лежащей без сознания на асфальте, и бесконечно повторял – «Дуня, Дуня… Дунечка. Пожалуйста… Я люблю тебя». Чтобы Краснова оттащить, понадобилось аж трое ППСников. Не знаю, как ко всем обвинениям против него не добавили еще и сопротивление при аресте. Или как там это называется?

Нежнейший осьминог застрял у Дуни в горле. Она с силой сжала пальцы на приборах и с трудом сглотнула. Озвученная Юлькой картинка всплыла перед глазами. И рассыпалась на осколки, что больно… смертельно ранили.

– Юль, но ведь столько лет прошло…

Кому и что она пыталась втолковать этой фразой? Быковой? Или себе?

Прерывая их вдруг неожиданно ставший мучительным разговор, у Юль Санны тенькнул телефон.

– Так, меня малышня потеряла. Ты не против, если я тебя оставлю? Дети, сама понимаешь…

– Конечно. К тому же я уже практически все.

Юлька покивала. Схватила сумочку.

– Черт! Налички нет. Заплатишь, я тебя в другой раз угощу?

– О чем речь? Без проблем.

Юль Санна умчалась, а Дуня, представив одинокий вечер в гостинице, решила задержаться. Заказала еще вина. Десерт и кофе… Володя позвонил, когда официант пришел, чтобы забрать грязную посуду. Дуня вышла из-за стола. Говорить по телефону в шуме ресторана не хотелось. Хотя в такую погоду, наверное, было не слишком умно выходить на улицу. Благо тем для обсуждений у них накопилось немного. Ежась на ветру, Дуня рассказала о совещании, на котором ей удалось поприсутствовать, Вовка повозмущался, поцокал языком, мол, ну, какие же гады, и быстро перевел тему:

– Ну, а машину, что? Откопали?

– Ой… А я, знаешь, совершенно о ней забыла.

– Дуня! – возмутился Чернов. – Одним словом – Дуня. Забыла она. А тачка, между прочим, под сотню стоит. Тысяч американских долларов.

Почему-то упоминание цены машины в этой ситуации показалось Дуне… не то чтобы неуместным, а как будто бы даже жлобским.

– Ну, извини. Надеюсь, шок как-то оправдывает мою забывчивость.

– Ты что, обиделась что ли? Детка, да брось. Я ведь шутя.

– Понимаю. Слушай, тут холод собачий, уже рука отмерзла. Так что давай прощаться.

– И все-таки обиделась… – вздохнул Владимир.

– Нет. Что за глупости? Правда холодно. Разве не слышишь, что зубы стучат? – не успела она это сказать, как ей на плечи лег… шерстяной клетчатый плед. – Дуня резко обернулась и едва не уткнулась носом в морду оленя на свитере Краснова. От его большого тела волнами исходило тепло. И аромат, присущий лишь одному этому мужчине. Телефон вывалился из окоченевших пальцев Дуни и упал в снег. Они синхронно наклонились, чтобы его поднять. Застыли лицом к лицу.

– Ты что, за мной шпионишь? Разве мама тебя не учила, что подслушивать нехорошо?

Семен сощурился. В его глазах блеснула сталь.

– Мама меня вообще ничему не учила. Большую часть времени она была пьяна. Или отсыпалась после пьянки, – пожал он широкими плечами.

– Прости. Прости, Сёма… Я… – Дуня зажмурилась, сгорая со стыда.

– Ничего. Возвращаясь к твоему вопросу – подслушивать я не хотел. Просто увидел, что ты выскочила без куртки, и… – снова пожал плечами.

– Прости, – еще раз покаялась за свои глупые необдуманные слова Дуня. – Конечно, ты не подслушивал. Не знаю, что на меня нашло. И спасибо за плед.

Краснов кивнул. Улыбнулся криво. Дверь за их спинами открылась, выпуская посетителей бара и чей-то смех.

– На самом деле я кое-что услышал.

– Оу…

– Что касается машины.

Дуня поморщилась.

– Да, я совсем про нее забыла.

– Я тоже забыл, – Семен провел по волосам, стряхивая снег. – Забыл сказать, что твою тачку по моей просьбе отбуксировали на стоянку. Завтра я планировал на нее взглянуть.

Дуня глубоко вдохнула и потерянно осмотрелась по сторонам. Тронутая его заботой до дна, до предела.

– Даже не знаю, что сказать.

– Простого «спасибо» будет достаточно, – снова улыбнулся Семен. – А вообще, думаю, нам следует продолжить этот разговор внутри. Ты совершенно заледенела.

– Да, конечно. Спасибо. Но я уже думала уходить.

– Не торопись. Юлька-то ретировалась. Значит, все дела вы переделали?

Отказывать ему теперь, зная, что он для нее сделал, было как-то совсем уж невежливо. Понимая, что сильно рискует, Дуня неуверенно кивнула.

– Ладно. Я попрошу пересадить меня за ваш стол. А что ты хотел увидеть?

– Где? – не понял Краснов, забирая из ее рук плед и возвращая его хостес.

– В моей машине.

– Ну, для начала неплохо было бы понять, почему не сработали подушки безопасности.

Дуня удивленно вскинула брови. Ей самой даже в голову не пришло над этим гадать. Ну, не сработали – и не сработали.

– Наверное, их просто заклинило.

– Странная недоработка для тачки, которая, между прочим, под сотню стоит. Тысяч американских долларов, – усмехнулся Краснов, практически один в один цитируя ее жениха. Дуня почувствовала, как от досады у нее тяжелеет внутри. Почему-то стало так стыдно… За собственного мужика стыдно. Особенно на контрасте с другим мужиком.

– И на старуху бывает проруха, – холодно заметила Дуня, раздумывая над тем, как бы ей все же отмазаться от продолжения вечера. И, как будто почувствовав, что она готовится слиться, Краснов замахал руками:

– Глядите, кого я все же поймал. Хотела сбежать, но я пообещал, что в нашей компании ей скучать не придется.

Тамерлан, который был вовсе не Тамерланом, а Иннокентием Коганом[2], оживился. Галантно вскочил и, не дожидаясь помощи от официантов, принялся сдвигать тарелки. Дуня в который раз поразилась тому, как он изменился. Из дистрофично худого, откровенно нелепого, невзрачного мальчика превратившись в обаятельного мужчину с просто убийственной харизмой.

– Можно считать, у нас двойное свидание? – усмехнулся Там.

– Скорее, дружеская встреча.

– Ты разбиваешь мне сердце.

– Ничего не могу поделать, Иннокентий. Ты опоздал, – поддержала шутливый тон беседы Дуня.

– Да-да, я слышал, что ты собралась замуж, но этого ведь пока не случилось, так что… – хулигански подмигнул он.

– Становись в очередь, Коган, – тоже вроде бы шутливо парировал Краснов, подливая вино в бокал. Но когда их с Дуней взгляды встретились, тот выглядел убийственно серьезным. Там, ничего такого не замечая, захохотал. Ветка бросила, что пойдет припудрить носик, выбралась из-за стола, плохо скрывая свое раздражение. Они остались втроем, когда у входа началась какая-то суета.