— Вы, должно быть, тоже проголодались. Вы едва притронулись к своему обеду. Почему бы вам не попробовать немного? — Я протягиваю ей контейнер, не в силах сдержать ухмылку, когда она вскакивает со своего места и отстраняет как можно дальше, чтобы избежать контакта с вонючей рыбой.

— Ты труп, — Джианна смотрит на меня с вызовом. — Мой отец не простит этого оскорбления!

— Какое? Предложение перекусить? — фыркнул я. — Удачи в объяснении этого ему, — ухмыляюсь я.

— Ты… — она запнулась, и я подумал, не кончились ли у нее оскорбления.

Но эта мысль быстро забывается, когда она роется в сумке в поисках чего-то, и вызов вновь читается на ее лица, когда она достает небольшой баллончик.

Прежде чем я осознаю, что она собирается сделать, она прыгает на меня, брызгая чем-то мне в лицо. Я с трудом удерживаю воняющую рыбу в одной руке, пытаясь оттащить ее от себя другой.

Но ее, кажется, не так-то легко оттащить, она цепляется за меня вопреки всему, машет конечностями, и выпускает ногти, чтобы поцарапать меня.

Это какофония звуков, когда она пытается нанести мне удар, брызнуть мне в глаза, и дотянутся до рыбы.

Она такая крошечная, но, похоже, не понимает, что все ее усилия напрасны. Не тогда, когда я держу ее одной рукой. И пока она продолжает брызгать в меня тем, что, как я могу предположить, является каким-то перцовым спреем, а мои ноздри уже чувствуют некоторое жжение, я понимаю, что есть только один способ положить этому конец.

В один момент она кричит на меня, а в другой — молчит, ее глаза расширяются, рыбный соус покрывает ее волосы, когда я выливаю содержимое контейнера ей на голову.

Она моргает. И еще раз моргает.

Одной трясущейся рукой она тянется к волосам, чтобы вытащить кусочек рыбы. Из ее рта не вылетает ни звука, пока она в ужасе смотрит на него.

— Ты, — шепчет она, все еще не двигаясь.

Она поднимает на меня глаза, эти большие, великолепные глаза, которые так и просятся, чтобы их нарисовали известные художники и выставили на всеобщее обозрение. На секунду я забываю о ее отвратительном поведении и ее прогнившей личности, а вид влаги, скопившейся в уголках ее глаз, заставляет меня почувствовать себя немного виноватым.

Совсем немного. Она все еще сука.

Без всякого предупреждения ее рот открывается, и она начинает блевать мне на колени, ее скудный обед проливается на мой костюм.

— Черт! — ругаюсь я громко, качая головой и поднимая руку, чтобы помассировать виски.

И этой одной секунды моего отвлечения достаточно, чтобы блюющая девушка могла завершить свою атаку, поднимая руку и распыляя это ядовитое вещество мне в глаза.

Дважды Черт…

Сказать, что наши взаимодействия усугубились со временем, было бы преуменьшением. Всего за одну неделю мы перешли от оскорблений к физическому нападению, причем чаще всего это ее легкое маленькое тело прыгает на меня, намереваясь выцарапать мне глаза.

То, что я воздержался от того, чтобы перегнуть ее через свои колени…

— Тебе нужно переодеться, — говорит она мне, спускаясь в одном из своих роскошных платьев. На сегодняшний бал она надела позолоченную маску на все лицо, которая делает ее загадочной и на тысячу процентов более трахабельной. Если бы только маска могла скрыть ее личность…

— Я не собираюсь становится посмешищем, потому что мой телохранитель… — продолжает она, недовольно сморщив нос, — бродяга. Надень приличный костюм и встретимся в гостиной, — приказывает она и исчезает в комнате.

Снова перед моими глазами проплывают видения того, что именно я сделаю с этой соплячкой, но как только я начинаю планировать ее следующее наказание, я осознаю, что мне никогда так не удастся заставить ее ослабить бдительность настолько, чтобы выполнить мое задание.

— Проклятье, — бормочу я, идя переодеваться.

Черт бы побрал Циско и всю семью за то, что они дали мне это задание. Не думаю, что есть большее унижение, чем ежедневно выдерживать истерики маленькой избалованной мисс. А теперь мне еще придется сопровождать ее на вечеринку для богатых девочек, где, без сомнения, будет еще больше избалованных детей.

Возможно, я здесь и не так давно, но я заметил, как Бенедикто относится к своей дочери. На самом деле она его не интересует, он только следит за тем, чтобы она посещала светские мероприятия и регулярно встречалась с людьми из высших кругов.

Ежедневно мне приходится сопровождать ее на различные мероприятия — верховую езду, стрельбу из лука, гольф, поло и прочие снобистские штучки — сидя на заднем плане и наблюдая, как эти люди скрыто оскорбляют друг друга за милой улыбкой.

Может быть, я провел слишком много времени в сточной канаве, но я просто не могу понять, как она получает удовольствие от общения с таким окружением.

Хотя у нашей семьи есть деньги, мы никогда не общались с элитой Нью-Йорка. Вместо этого мы были вовлечены в подпольный мир, где редко бывает гламурно. Там богатые богаты потому, что они запачкали руки, а не потому, что папочка оставил им трастовый фонд на всю из жизнь.

Иногда мне кажется, что я нахожусь в совершенно другом мире, наблюдая за этими детьми, которые, скорее всего, станут кем-то, но никогда не будут кем-то.

Это одна из тех вещей, которые делают эту работу еще более раздражающей. Приходится наблюдать, как ничтожества занимаются никчемными делами, критикуя при этом весь остальной мир за то, что он действительно работает.

Чем больше я думаю об этом, тем хуже становится мое настроение. И это не очень хорошо, учитывая, что сегодня вечером я буду окружен всеми этими ничтожествами.

Загородная вечеринка-маскарад — это ежегодная вечеринка для всех выпускников. Конечно, Джианна не могла пропустить такое событие, ведь она была в центре всех собраний.

Вспоминая те случаи, когда я видел, как люди восхищались ею, не стыдясь буквально целовать ей ноги.

«Если я не убью кого-нибудь сегодня вечером…» — думаю я, чувствуя безумное желание причинить вред. Это будет поистине счастливый день, если я не убью какого-нибудь долговязого паренька за то, что он подошел к ней слишком близко.

Подошел к ней слишком близко?

Откуда это взялось?

Я нахмурился, осознав направление своих мыслей. Не то чтобы меня волновало, кто к ней приблизится, но мне все еще нужно закончить свою миссию, а это значит, что я должен убедиться, что у нее нет никаких выдающихся привязанностей.

Да, именно так.

В последний раз агрессивно дернув за галстук, я бормочу какие-то проклятия, выходя на улицу,