могу только смотреть на него, не думая ни о чем, кроме положения, в котором я оказалась.

Его тело — массивное, — которое, должно быть, было создано для разрушения — находится вровень с моим, его рука на моей шее, и он держит меня в плену.

— Что, — вырывается у меня изо рта шепотом.

В его близости есть что-то эйфорическое, и я не думаю, что могу точно определить это ощущение. У меня кружится голова, но не так, как обычно, хотя я понимаю, что нахожусь в опасности.

Вместо этого я чувствую покалывание…

Это другой вид страха?

— Я — извращенец? — спрашивает он, забавляясь. Его голос низкий, настолько низкий, что дрожь охватывает все мое тело, а губы размыкаются при резком вдохе. Я слегка качаю головой, не в ответ на его вопрос, а пытаясь унять чувство дискомфорта, которое, кажется, поселилось в моей голове, в ушах и ниже, по шее и…

— Скажи мне, солнышко, я — извращенец? — повторяет он вопрос, приближая свой рот к моему лицу, его горячее дыхание веером распространяется по моей коже.

Я поворачиваю голову, пытаясь избежать прямого контакта.

Опять это прозвище — Солнышко. Кем он себя возомнил, чтобы называть меня иначе, чем по имени? Хотя даже это он не вправе произносить.

Но это быстро забывается, когда я слышу гулкое эхо собственного пульса. Мое сердце бешено бьется в груди, и я не думаю, что когда-либо испытывал больший ужас, чем в этот момент. И все же он мне чужд.

Есть опасность и есть…

Положив свой большой мне на подбородок, он медленно поворачивая мою голову так, чтобы я могла смотреть ему в лицо.

— Я жду, — усмехается он, глубокий звук, который заставляет меня чувствовать себя еще более неуютно.

Однако, видя в его взгляде самодовольство, то самое, которое, как я теперь понимаю, является его стандартной установкой, я понимаю, что не могу позволить ему запугать меня.

— Да, — заявляю я со всей убежденностью, на которую только способна. — Я видела, как ты наблюдал за мной. — Поднимаю подбородок, чтобы он видел, что не пугает меня.

— Как именно? — вот оно, снова. Тот же насмешливый тон, как будто все это шутка.

Вместо того чтобы ответить, я толкаю его, пытаясь вырваться из его захвата.

— Мне кажется, вы переходите границы дозволенного, мистер Бейли, — добавляю я.

— Скажи мне, — толкает он в ответ, слегка демонстрируя силу, которая пригвоздила меня к стене — не давая возможности пошевелиться. — Скажи мне, и я отпущу тебя.

Мои веки сомкнулись, дыхание стало неровным.

Черт, но неужели алкоголь должен был выбрать именно этот момент, чтобы добраться до моей головы?

Потому что я начинаю чувствовать себя немного слабой, немного…

Распахнув глаза я встречаются с его глазами, которые продолжают медленно изучать мое лицо. Уголки его рта приподнимаются, голова опускается ниже.

— Скажи мне, — шепчет он, и этот звук причиняет боль моим ушам так, как я никогда раньше не испытывала.

— Ты… — я делаю глубокий вдох, смачивая губы. — Ты раздевал меня глазами, — удается мне произнести эти слова вслух, жар пробегает по моим щекам и окрашивает их в насыщенный красный цвет.

Это алкоголь. Это явно алкоголь.

— Неужели? — он поднимает руку и проводит большим пальцем по моим губам.

Я хмурюсь, чувствуя себя не в своей тарелке. Даже мой разум, кажется, отключается, когда я смотрю в его волчьи глаза.

— Прямо как сейчас? — тянет он, проводя большим пальцем ниже по моей шее.

— Отпусти меня, — отталкиваюсь я от него, мне не нравится, в каком направлении это идет.

— Почему? Потому что я шавка, да? — презрительно усмехается он, и весь его облик меняется. Если раньше в его тоне была игривость, то теперь все следы веселья исчезли, оставив вместо этого чистое презрение, которое, кажется, направлено прямо на меня. — Мне не годится прикасаться к тебе, а тем более смотреть на тебя, верно?

— Ты делаешь мне больно, — хриплю я, а зверь обхватывает мое запястье, и прижимает его к стене.

— Ты хорошо притворяешься, солнышко, — тянет он, его рот искривляется в нездоровом удовлетворении, когда он приближает свое лицо к моему, и прижимается своим носом к моей щеке, его ноздри раздуваются, глубоко вдыхая. — Но внутри все прогнило.

— Отпусти! — рычу я, извиваясь.

— Ты можешь купаться в духах, но это не уничтожит вонь, — рычит он, стиснув челюсти, все его тело напряжено.

От него исходит опасность, и она просачивается в мои поры, подстегивая мое тело реагировать на смертельную близость. Дрожь пробирает все мое существо, и я стараюсь держать себя в руках, не показывать ему слабость.

Он пугает меня.

За его фасадом скрывается что-то злое. Что-то, что хочет вырваться наружу и причинить мне вред. Что-то, что жаждет крови.

Моей крови.

Его дыхание на моих губах, и мне требуется все, чтобы не поддаться истерике, туман застилает сознание и оседает, притупляя чувства.

— Тебе не удастся обмануть меня, Джианна Гуэрра. Ты думаешь, что ты такая великая и могущественная, но от тебя воняет дешевой водкой и сигаретами.

Мои глаза расширяются.

— Совет от профессионала, — шепчет он, высовывая язык, чтобы лизнуть мочку моего уха. — В следующий раз пользуйся ополаскивателем для рта.

И как только эти слова запечатлелись в моем мозгу, он исчез, а дверь в комнату открылась и с грохотом закрылась.

Мои колени словно сделаны из желе, я едва успеваю поймать себя, чтобы не упасть на пол. В ушах стоит оглушительный шум, и я слышу эхо собственного сердца, бешено бьющегося о грудную клетку.

Мне требуется нечеловеческая сила, чтобы вернуться в свою комнату, закрыть за собой дверь и позволить себе опуститься на пол.

Мой рот открывается, когда я пытаюсь дышать, из горла вырывается сухой звук, и я чувствую, что задыхаюсь. Подношу кулак к груди и бью им по легким, чтобы облегчить дискомфорт, но пользы мало.

Эта шавка.

Он посмел…

Он посмел говорить со мной, прикасаться ко мне… насмехаться надо мной.

Я борюсь с волной паники, которая, кажется, захлестывает меня, потому что я не могу позволить ему победить. О, я знаю этот тип. Я знаю, какой он мужчина.

Тип, который считает, что женщины бесполезны для чего-либо, кроме как для перепихона. Тип, который видит нас лишь объектом.

Воспроизводя в голове его слова, и то, как высокомерно он их произносил, как был уверен в себе, прижимаясь ко мне, я сжимаю кулаки.

Унижение пылает румянцем на моих щеках от его оскорблений, и во мне растет желание показать ему его место.

— Я не игрушка для мужчины, — бормочу я себе под нос,