перепутать ни с чем, и казалось странным, что подобное здание вообще появилось в таком небольшом провинциальном городке, а уж как оно могло сохраниться в почти первозданном виде – и вовсе непонятно.

– Нравится? – спросил подошедший сзади Кучеров.

– Даже дыхание перехватило, – призналась она, не отрывая взгляда от лепнины на фасаде.

– Между прочим, это одно из немногих зданий довоенной постройки, которые используются так же, как и тогда. Оно строилось для театра, им и осталось, его даже в девяностые никто не смог перекупить. Видите фигуры на фасаде? Это персонажи «Оптимистической трагедии», – объяснил Кучеров, указывая рукой. – Ради них даже звезду и герб, непременные атрибуты стиля, сместили на самый верх, их и не видно почти.

– Красота, конечно, невероятная. А внутри так же величественно?

– Почти. Там, конечно, реконструкцию проводили, ремонт капитальный, но фойе сохранилось, даже паркет лежит тот же – представляете, какая износоустойчивость?

Внутри театр оказался почти таким же, как все провинциальные театры, включая тот, что в ее родном Хмелевске. Пожилая вахтерша встала монументом, преградив им путь, потом долго и придирчиво изучала удостоверения и сличала фотографии в них с оригиналами, и Кучеров не выдержал:

– Евдокия Максимовна, что вы там хотите найти? Код банковской ячейки?

– Ты, Кучеров, как был грубияном, так и не изменился, – отрезала вахтер, возвращая удостоверения. – К кому идете?

– Нам бы к гримерам вашим попасть, они на месте? – спросила Полина, пряча удостоверение в сумку.

– Где же им быть. Чаи гоняют у себя, пока репетиция идет. Второй этаж, налево по коридору, третья дверь.

– Там написано, – вмешался Кучеров, разворачивая Полину к лестнице, и вахтер бросила им в спину:

– Можно подумать, Кучеров, ты сможешь эту надпись прочесть!

Оперативник захохотал и, когда они поднялись на второй этаж, объяснил:

– Это моя первая учительница.

– Какая славная женщина…

– Ага. Из таких и выходят лучшие на свете вахтеры – у них мухи и то по пропускам летают.

В гримерной, судя по доносившимся оттуда веселым голосам и взрывам смеха, что-то происходило. Кучеров постучал, и смех стих, зато послышалась возня и звук чего-то упавшего на пол. Дверь открылась, и на пороге появилась невысокая женщина в черном переднике с карманами, из которых торчали кисти:

– Вам чего?

Кучеров снова вынул удостоверение:

– Убойный отдел, майор Кучеров. Нам бы поговорить.

– Убойный? – нахмурилась женщина. – Кого убили?

– Не волнуйтесь, здесь пока никого. Так мы можем войти?

– Да, входите. Только… у нас тут… – она отступила назад, и Полина, войдя первой, поняла, в чем дело – в гримерной был накрыт стол и вовсю что-то отмечалось.

– Мы вас надолго не задержим, – пообещала она. – Я старший следователь Каргополова Полина Дмитриевна. Скажите, в театральном гриме используется белая рассыпчатая пудра?

– Конечно, – мгновенно ответила одна из трех женщин, сидевших за столом.

– А мы могли бы получить образцы той, что у вас есть?

– Да берите, нам не жалко. – Женщина встала и сняла с полки над зеркалом запечатанную банку.

– Нет, мне бы ту, что используется, не новую. И если у вас в работе несколько вскрытых упаковок, будьте добры предоставить все. Изъятие мы оформим.

– Да зачем вам? – спросила женщина, вынимая из гримстолов две вскрытые банки. – Вот.

Кучеров аккуратно упаковал обе в пакеты и, подмигнув гримерам, заговорщицки прошептал:

– Будем насыпать на хвост преступникам, чтобы следы более четкие оставляли.

– Спасибо, дамы, – произнесла Полина. – И последний вопрос: кто-то может взять из ваших владений что-либо, не сообщив вам? Иными словами – вход в гримуборные свободный?

– Да вы что! Мы всегда на ключ запираем, иначе тут все порастащат, дай им волю. Ключи есть у нас троих и один на вахте. Ну а с нашей вахты ключ рискнет взять только смертник, – улыбнулась старшая из женщин.

– Это я уже поняла, – улыбнулась в ответ Полина. – Спасибо, извините, что помешали.

Оказавшись на улице, Кучеров поднял пакеты с банками на уровень глаз:

– В обычном магазине не купишь, нужен специализированный.

– Сейчас это не проблема – можно в интернете заказать. Теперь надо сравнить с нашим образцом. Что – в ТЮЗ?

– Да, повторим наш удавшийся эксперимент. К счастью, там на вахте мои бывшие учителя не трудятся, – захохотал Кучеров, увлекая Полину на другую сторону улицы.

Психотерапевт

– Мне очень нужно с тобой поговорить.

Голос в трубке звучал так отчаянно и безнадежно, что невольно сжалось сердце.

– С тобой все в порядке?

– Нет! Нет, со мной не в порядке, не в порядке!

– Успокойся, пожалуйста. Мы все разберем, проговорим, решим. Не нужно так отчаиваться. Я тебе помогу. Когда ты сможешь приехать?

– Я не могу сейчас приехать, дверь заперта, а ключей нет.

– Так, спокойно. Сядь на диван и сделай глубокий вдох и резкий выдох. Так… еще раз… Теперь давай сделаем комплекс упражнений – помнишь его? Я помогу. Выполняй то, что я говорю, хорошо? Ищи в комнате пять предметов, которые ты можешь увидеть. Перечисляй вслух.

– Люстра… телевизор… кресло… диван… картина…

– Так, отлично. Теперь четыре вещи, которые можешь потрогать.

– Газета… телефон… книга… чашка…

– Хорошо. Теперь три вещи, которые можешь услышать.

– Телевизор… телефон… магнитофон…

– Ты молодец. Осталось немного. Две вещи, которые можешь понюхать.

– Цветок… кофе в чашке…

– И, наконец, одну вещь, которую можно попробовать на вкус.

– Шоколад. – В трубке раздался вздох облегчения: – Уф… кажется, отпустило.

– Теперь давай поговорим спокойно. Что произошло?

– Она ушла и заперла дверь. А у нас такой замок, что его открыть можно только ключом. Моей связки тоже нет.

– Но тебе ведь нужно на работу?

– Наверняка она позвонит и что-то придумает, она всегда так поступает.

– Была причина для такого поведения?

– Конечно, нет. Ей же не нужна причина, я рассказывал тебе. Вышла утром из душа – и понеслось.

– Влад, я не понимаю, почему ты не уйдешь. Я сейчас не как психотерапевт с тобой разговариваю, а по-человечески. Ну ведь это не жизнь. А если она тебя серьезно покалечит когда-нибудь?

– Я не могу… понимаешь, если я уйду, то никогда не увижу дочь – она категорически сказала, что так будет. Кроме того… господи, я даже говорить об этом не могу… я ведь тебе рассказывал, что у нее есть диктофонная запись… она пустит ее в ход, и я окажусь еще и насильником, и садистом, и домашним тираном, избивающим жену.

– Если дойдет до разбирательства, я могу выступить свидетелем и рассказать все, о чем мы говорим.

– Ты что?! А как я объясню, кто ты и откуда все знаешь?!

– Я – твой психотерапевт, к которому ты обратился, когда понял, что сам с этим не справляешься. Что тут такого?

– Ни один настоящий мужик не обращается с семейными проблемами к врачу! Неужели ты не понимаешь, что это стыдно?

– Нет, не понимаю. Просить помощи стыдно, а быть битым собственной женой и подвергаться ежедневному унижению на глазах у дочери – нормально. Что за дикая логика, Влад?

– Я не знаю, как тебе это объяснить… все, мне пора заканчивать, она вернулась, – и в трубке повисла тишина.

Настроение оказалось испорчено. Звонки Влада всегда выбивали из колеи на