объясняла Идзуми. Тем временем сгорбленный старик вышел из комнаты, оставив нас одних. – Невероятно, что она сохранилась среди всего этого исторического хлама.

Шестое чувство подсказывало мне, что в этой истории концы с концами не сходятся. Я произвел мысленные подсчеты и озвучил результат:

– Должно быть, на рамке стоит неправильная дата.

– Нет, тут все верно, – возразила Идзуми.

– Но если так… если тебе на фото шесть лет, то сейчас было бы двадцать шесть!

– Ну да, столько и есть. А в чем дело?

Пребывая в совершеннейшем шоке, я сообразил, что с самого начала предполагал, будто мы с Идзуми более или менее ровесники. У людей другой расы подчас бывает непросто определить возраст.

– Когда мы познакомились, ты сказала, что взяла передышку на год перед поступлением в университет…

– Да, так я и сказала, – ответила она недовольно. – Я начну учиться в двадцать семь, если вообще решу поступать…

– В таком случае где же ты провела последние восемь лет?

Взгляд Идзуми затуманился и заледенел, а потом с отсутствующим видом, как в первый день, она промолвила:

– Хочу принять душ, подождешь?

Нидзю кю (29)

二十九

Я сидел у окна на краешке кровати; стая птиц чертила узоры на сером небе, и мой разум бурлил, как вода в кипящем котле. Мало того что, как оказалось, я обнимался и целовался с девушкой на восемь лет старше меня, я внезапно понял, что вообще ничего о ней не знаю.

Не исключено, что она только что вышла из тюрьмы, где отсидела срок за убийство престарелого любовника, и теперь вернулась к своим корням в попытке собрать жизнь по кусочкам.

Эту карусель бесплодных догадок оборвало появление Идзуми, завернутой в банный халат.

Усевшись рядом со мной, она устремила на меня суровый взгляд:

– Еще вопросы остались?

– Нет… на данный момент нет… – промямлил я, ставя свое любопытство на паузу.

– И как ты собираешься поступить?

Теперь, когда мне стал известен ее возраст, я отдавал себе отчет в том, что со мной говорит женщина, которая в нормальных обстоятельствах не проявила бы ни малейшего интереса к восемнадцатилетнему молокососу.

– В смысле чего?

– Со мной, – пояснила она сухо. – Я спрашиваю, как ты собираешься поступить со мной?

Я не знал, что сказать. Видя, что я сижу истуканом, Идзуми развернулась на постели и закинула ноги мне на колени.

– Можешь погладить. Они нежные, как кожа девочки на той фотографии.

Я скованно положил руку на ее изящное колено.

– Не останавливайся, – с вызовом велела она. – Между нами восемь лет разницы, ну и что с того? Через сто лет мы все равно оба будем кормить червей.

Чтобы не показаться совсем уж идиотом, я провел пальцами сначала по лодыжке, а потом по ступне. Затем я перешел к другой ступне и начал обратный путь. Идзуми смотрела на меня с изумлением:

– Слушай, выше коленки тоже есть жизнь…

Меня поразила мягкость ее бедер; по закону компенсации у меня между ног тут же затвердело.

Дойдя до самого сокровенного места, я остановился.

– И что дальше? – спросила Идзуми.

Изо всех сил я пытался скрыть свое возбуждение, но это было невозможно.

– Ожидаю новых инструкций от службы управления полетом.

– Это правильно. Если не знаешь, куда лететь, лучше спросить более опытных товарищей.

С этими словами она скинула с плеч халат, обнажив маленькие, но прекрасной формы груди. Ареолы сосков были идеально круглые и напоминали розоватое солнце. Не ожидая дальнейших указаний, я начал пальцами массировать один из сосков, удивляясь его твердости, а губами прильнул к другому.

Идзуми не вмешивалась, словно со стороны наблюдая за собственным телом. Однако вскоре, будто что-то у нее в голове щелкнуло, она внезапно передумала.

– Ложись, Энцо. Теперь очередь моей исследовательской миссии.

Я подчинился и, дрожа от волнения, позволил ей снять с меня футболку, а потом и джинсы.

Когда она отбросила в сторону последний предмет моего гардероба, я испугался, что мое возбуждение дошло до точки невозврата. Идзуми резко сжала мой член, и это привело историю к финалу.

В ужасе я чувствовал, как кончаю прямо здесь, под ее суровым взглядом, после чего она вынесла вердикт:

– Ты был прав… Какой ты еще ребенок!

Сгорая от стыда, я поспешно оделся; единственным желанием было сбежать как можно быстрее…

Через пару минут я уже пересекал холл, выходя на улицу, и со слезами на глазах быстро зашагал к вокзалу.

Сандзю (30)

三十

Неожиданная концовка моего романа с Идзуми – до этого наши отношения развивались неспешно, исполненные мелких побед и отступлений, – превратила меня в зомби, переставляющего ноги лишь в силу инерции.

Безостановочная буря мыслей и чувств на протяжении последующих двух суток была столь болезненна, что напоминала отходняк после приема психоделиков. Вернувшись в Киото, я проспал до утра в своем гостиничном номере.

Единственное, что побуждало меня продолжить маршрут, – это список целей Амайи, к которому добавилась еще одна задача: не думать.

Не думать про облетевшие листья сакуры, цветущей в моем сердце.

Не думать об Идзуми, что означало то же самое.

Не думать о том, что по возвращении меня ожидает жизнь столь же пустая и бесцельная, как раньше. Или все же нет?

Не думать о неотвратимости смерти.

Не думать о жизни, лишенной собственно жизни, как у моего отца; подобное прозябание равносильно смерти, а то и хуже ее.

В Осаку я решил ехать медленным поездом. Не было никакой нужды торопиться при выполнении следующего задания. В конце концов, никто там меня не ждал. Нигде меня никто не ждал.

За одну остановку до Нары, которая служила пересадочным пунктом, в вагон ввалились четверо иностранных фриков. Трое из них, мужики за пятьдесят, походили на врачей или психологов, а четвертый – парень помоложе – был явным фанатом тяжелого металла. У этого была при себе гитара размером чуть больше, чем укулеле, на которой он сразу же принялся бренчать; самый высокий тип из остальной компании подыгрывал ему на маленьком синтезаторе.

Наплевав на то, что в Японии считается совершенно недопустимым исполнять музыку в общественных местах, они тут же запели на английском. Слова песни показались мне очередной издевкой судьбы:

Far from Kyoto

City of secret hope

I can't forget you

Shrine of mystic love

Train to Nara

Buddha waits for us

But I miss you

Kingdom of sweet plums

Oh deer, oh dear

Oh deer, oh dear