Let's get lost

The Karma highway

Starts here

Wisdom for our souls

Oh deer, oh dear

Oh deer, oh dear

Once more, please,

Let's get lost

The Karma highway

Starts here

Pack your things and go[51]

Песня была глупейшая, но меня позабавила игра слов – «deer» и «dear», «олень» и «любимый». И когда наконец эти просветленные товарищи вышли в Наре, я от души пожелал, чтобы какой-нибудь мускулистый олень боднул их под задницу так, чтобы они улетели в космос.

После этого небольшого развлечения меня вновь охватило тупое уныние, оно длилось, пока мы не прибыли в Осаку; усугубляло мое настроение и то, что поезд тормозил на каждой остановке.

Я стоял с рюкзаком за спиной и созерцал ряды небоскребов и широкие проспекты, словно перенесшие меня в какой-нибудь суперсовременный американский город. Узнать, где находится Плавающий сад, никакого труда не составило – он располагался на крыше гигантского небоскреба «Умеда Скай»[52] рядом с моим отелем. Мне оставалось лишь закинуть вещи в номер и отправиться туда.

Заплатив за билет и отстояв очередь, в стеклянном лифте я поднялся на смотровую площадку. Тем самым я выполнил шестое желание Амайи: «Увидеть ночную панораму города из „Плавающего сада“».

«И что теперь?» – спросил я себя, глядя в бездонную пропасть под ногами.

Сандзю ити (31)

三十一

Утром я проснулся на восемнадцатом этаже отеля в Осаке с ощущением, что моя жизнь еще более безнадежна, чем накануне. В списке оставались две сравнительно достижимые цели, и никаких идей по поводу седьмой миссии: «Найти Кузнеца».

Я понятия не имел, кто мог быть автором этих мрачных похоронных мемуаров. В интернете не нашлось никаких следов этого произведения; в свою очередь, этот факт ставил неразрешимый вопрос: как документ попал в руки Амайе?

Единственной ниточкой могла служить следующая бронь гостиницы: деревня Яманучи, затерянная в горах Нагано, в трехстах километрах от Осаки. Чтобы попасть туда, мне придется вернуться на север и опять ехать в Токио.

Копание в бумагах – билетах и подтверждениях брони гостиниц по ходу маршрута, заботливо составленного бестелесным духом, – сработало как анестетик, позволяющий не думать о том, о чем я категорически не хотел думать. Но при всем том на душе моей свинцовым грузом, подобно хмурому, беспросветному небу, лежала печаль.

Перед завтраком я немного задержался, дочитывая отрывок первого романа Мураками, который раздобыл в «Старбаксе» в Сибуе незадолго до того, как… Нет, определенно мне не стоило думать об этом.

Начинался он так:

«Такой вещи, как идеальный текст, не существует. Как не существует абсолютного отчаяния».

Если с первым утверждением я еще мог согласиться, то второе вызывало у меня изрядные сомнения. Возможно, вернее было бы сказать, что отчаяние не будет длиться вечно, но, пока ты находишься на дне его колодца, ты не способен увидеть выход.

Прочитав несколько страниц романа «Слушай песню ветра», где главные герои практически живут за барной стойкой, я решил из любопытства заглянуть, о чем пойдет речь во второй книге, «Пинбол 1973».

Сквозь начало я продирался с трудом: какой-то тип нарезает круги по безлюдной железнодорожной станции в поисках собаки, о которой ему поведала некая девица. Однако через шестнадцать страниц рассказчик внезапно приходит в чувство и вносит ясность:

«Сентябрь 1973 года. Эта книга начинается отсюда. Это вход. Будет неплохо, если окажется и выход. Если же выхода не окажется, то писать книгу никакого смысла нет».

Этот внезапный поворот привел меня в такое восхищение, что я пробежал взглядом еще несколько страниц. Нумерации глав не было, они просто разделялись рисунком в виде листика.

Одна из глав состояла из единственной строки:

«Это роман о пинбольном автомате».

Когда я очнулся, стрелки часов перевалили за половину десятого, и мне пришлось чуть ли не бегом спускаться на завтрак.

Вернувшись в номер, я убедился, что ничего не забыл, закрыл рюкзак и закинул его за спину.

По пути на вокзал меня вдруг охватило чувство свободы. Сама возможность передвигаться из одного места в другое, менять города – все это приносило облегчение, хотя в глубине души я сознавал, что сбежать от самого себя вряд ли получится.

Чтобы попасть на синкансэн, мне пришлось проехать на местной электричке до станции Син-Осака. Там я отстоял уже привычную очередь у стойки «JR» и через двадцать минут сидел в поезде-пуле с коробочкой бэнто на коленях, что лишь усугубляло мое ощущение одиночества.

Мы двигались на север; в мгновение ока миновали Киото и летели со скоростью ветра, оставляя позади города и вокзалы.

В попытке отвлечься после Мураками я вновь взялся за воспоминания Кузнеца. Поскольку эти книги были столь очевидно несхожи, я решил выбрать главу наугад. Говорят, что так порой случается с «Ицзин» – китайской Книгой Перемен: быть может, прочитанное подскажет мне выход из того жизненного тупика, в котором я пребывал.

Приписав книге роль оракула, я резким движением открыл ее ближе к концу, и из манускрипта выпорхнула какая-то бумажка. Это оказалась закладка из токийского книжного магазина «Цутайя Роппонги».

Сам я в этом магазине не бывал, так что, судя по всему, картонка уже лежала между страниц, когда я получил посылку. Может, Амайя пользовалась этой закладкой, когда читала рукопись, но в таком случае где она ее раздобыла?

В этот самый момент справа от меня величественно выплыла гора Фудзи. Пассажиры, сидящие слева, отбросив привычную сдержанность, повскакивали с мест и приникли к окнам «на стороне Фудзи», чтобы посмотреть на гигантскую заснеженную вершину: само ее существование доказывало, что время чудес на этой планете еще не закончилось.

Сандзю ни (32)

三十二

Невесть откуда взявшаяся закладка и одновременное появление вершины Фудзи показались мне знаком, так что я решил не пересаживаться на другой поезд до Нагано, а сойти на вокзале в Токио.

С помощью карточки «Pasmo» я добрался на метро до Роппонги, квартала в центре города, облюбованного иностранными туристами.

Среди совершенно безумного транспортного потока на полуденном солнце сверкала копия Эйфелевой башни, высоченная и при этом алого цвета[53]. Пользуясь ею как ориентиром, я добрел по карте до книжного магазина «Цутайя» – он находился в том же квартале, но в стороне от туристского столпотворения.

Отделы магазина с огромными витринами занимали несколько зданий белого кирпича; выглядело это прозрачное строение настолько