Сам не зная, что ищу, я потоптался в секции книг на английском, потом перешел в раздел путешествий. В одном из зданий продавались блокноты и канцелярские принадлежности. Я не удержался и купил красную тетрадь и ручку того же цвета.

Мне подумалось, что записи помогут упорядочить владевшее мной смятение чувств, так что я поднялся по лестнице на второй этаж и оказался в роскошном кафе, окруженном стеллажами с продуманной подборкой литературы. Даже стойка, где подавали напитки, была сложена из штабеля книжек.

Я расположился на диване, перед которым стоял низкий столик, а рядом пристроил свой неизменный рюкзак. Тут же подоспела любезная официантка с меню.

Заказав зеленый чай, я выложил тетрадь и ручку на стол.

Прежде чем приняться за записи, я решил еще немного почитать «Последние дни Кузнеца». Хотя я толком и не понимал, о чем эти мемуары, – наверное, это было в принципе невозможно, как попытка понять смысл жизни, – тем не менее я наслаждался едким, язвительным стилем автора.

В этот раз выбор пал на главу под названием «Норма».

Нормальный день столь же опасен, как и нормальный сосед, – в конце концов он обязательно ошарашит окружающих, убив собственных детей.

Я дочитал главу до конца и взялся за следующую, с заголовком «Быть живым, но не слишком». Здесь автор повествует о своем навязчивом желании исчезнуть, вплоть до того, что для него самое счастливое время – это часы сна.

Я уже собирался перевернуть страницу, когда заметил, что человек за соседним столиком не сводит с меня глаз. Это был европеец, довольно плотный и еще не старый, хотя и с седой бородой. На его носу сидели очки в черной оправе.

Поймав мой взгляд, сосед, вместо того чтобы вновь уткнуться в лежащий перед ним журнал, внезапно вскочил и, слегка прихрамывая, направился в мою сторону.

Я насторожился, подозревая, что он может оказаться психом, как те, что голосили песни в поезде до Нары.

– Откуда у тебя эта рукопись? – спросил он по-испански с легким южным акцентом.

– Это личное, – попытался обороняться я.

– Точно личное, но не твое. Я автор этих воспоминаний и хочу знать, как они оказались в твоих руках.

Сандзю сан (33)

三十三

Мы смотрели друг на друга несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, пока я вновь не обрел дар речи. И тогда я сбивчиво рассказал ему про Амайю, про посылку с этой рукописью и списком желаний, которые она поручила мне исполнить.

Седьмая цель – «Найти Кузнеца» – только что была достигнута благодаря какому-то космическому совпадению, о чем я и поспешил сообщить своему собеседнику; однако автор мемуаров со мной не согласился:

– Абсолютно никакого случайного совпадения здесь нет. Я прихожу сюда каждый день с тех пор, как переехал в Токио. Это мой самый любимый книжный магазин на свете. А вот что действительно случайность – это то, что я жив: я был уверен, что она поправится, а я преждевременно сойду в могилу. Поэтому я и доверил ей рукопись.

– Ты был знаком с Амайей? – потрясенно спросил я.

– Мы оказались в одной больничной палате, – с невеселой улыбкой отозвался он. – В ожидании смерти я закончил свои мемуары, распечатал их и заказал переплет.

– А почему ты отдал книгу ей?

– Рядом не нашлось никого, кто внушал бы мне большее доверие… Мы много беседовали, когда не были одурманены лекарствами, и выяснилось, что оба одержимы Японией. С единственным отличием – она ни разу не бывала здесь, а я уже приезжал не единожды. У меня тут есть приятель-инженер, и я всегда могу какое-то время пожить в его доме. Думаю, он даже этого не замечает, поскольку днюет и ночует на работе.

– Выходит, перед смертью Амайя знала, что ты поедешь в Токио…

Кузнец провел рукой по бритой голове и, глядя на меня с сочувствием и симпатией, объяснил:

– Когда меня вопреки всем прогнозам выписали, мне захотелось оставить эту историю позади. Целый год я прощался с жизнью и писал свою книгу. Я причинил беспокойство множеству людей, и теперь мне просто было лень сообщать всем и каждому, что я не умру, по крайней мере умру не сейчас; так что я быстро подхватился, переехал сюда, тут и живу.

Жестом он подозвал официантку и попросил стакан холодной воды, а потом продолжил:

– Когда я прощался с Амайей, она была очень подавлена. Я твердо верил, что она справится с ситуацией, посмотрит на все с другой стороны и сумеет победить рак. Поэтому я вручил ей рукопись с закладкой из магазина «Цутайя», сообщив, что она всегда сможет найти меня здесь… – Его глаза за толстыми стеклами очков увлажнились. – Знаешь, что я ей сказал, чтобы подбодрить?

Не в силах вымолвить ни слова, я покачал головой.

– Я сказал, что один японский издатель заинтересовался моей книгой, собирается ее перевести и напечатать и в Токио мне будет не обойтись без Амайи: никто лучше ее не сможет рекламировать книгу, когда она выйдет.

– И что, такой издатель и правда существует? – завороженно спросил я.

– Может, и существует, но я с ним пока незнаком.

С этими словами он хохотнул, но смешок прозвучал невесело.

Особая связь Кузнеца с Амайей, похоже, могла превратить его в моего единственного друга в стране, где я уже целую неделю спотыкался обо все кочки, и я решил ему довериться.

Мой рассказ включал не только описание маршрута и того, как я шаг за шагом выполнял порученные задания, но и встречу с Идзуми под сакурой, и проведенные вместе дни. Про бесславное окончание романа я упомянуть не отважился. С трудом я лишь промямлил, что наши пути разошлись.

– Возможно, это различие культур… – размышлял я вслух. – Хотя она и прожила всю жизнь в Лондоне, порой я чувствовал, что она ускользает, словно ее душа порхает далеко-далеко от меня. А потом она возвращалась.

– А при чем тут культура?

– Не знаю… Но мне кажется, будто я никогда не смогу понять ее японскую душу. Понимаешь, о чем я?

Вместо ответа Кузнец налил себе еще стакан воды и сделал большой глоток, словно до того неделю блуждал по пустыне. Затем, поправив очки, он высказался:

– Чушь собачья! Продолжай свое путешествие, приятель, и не выдумывай идиотских теорий. Как говаривал один калифорнийский забулдыга, шум дождя не нуждается в переводе[54].

Сандзю ён (34)

三十四

Встреча с Кузнецом, хоть и сбила намеченный график, неожиданно вдохнула в меня новые силы. Возможно, он прав и