она вообще ради вида. — Вот это меня интересует в последнюю очередь. Вот настолько в последнюю, что до сих пор даже не задумывался об это.

— А теперь?

— И теперь плевать.

— Я настолько тебе безразлична? — в голосе девушки послышалась обида.

— Ты мне ОЧЕНЬ не безразлична, — возразил я. — Но, так уж вышло, что девушки, берегущие честь до брака в моем мире столь же редки, что и практики в вашем. Поэтому, у меня есть правило: мне плевать сколько было до меня, если после меня никого не будет.

— А… Если будет? — тихо спросила Лаврик.

— Тогда и нет особо причин что-то продолжать даже для «здоровья», — ответил я. — Такой вот выворот психики, закрепившийся в подростковом возрасте из-за моего врожденного долбоебизма. Хочу много и всего, а своим делиться ни за что не буду. Скорее умру, но свое не отдам.

— Звучит романтично, — усмехнулась девушка. — Долго тренировался?

— Лет с шестнадцати, — припомнил я первый опыт. — И уж точно не хочу говорить об этом.

— Ну… Я и н спрашивала, — девушка снова посмотрела на потолок. — Я говорила уже, что убила своего мужа?

Анальный бицепс сомкнуло настолько, что я буквально почувствовал рождение черной дыры позади себя, куда спешно эвакуировались с моего позвоночника и головы мурашки, нервные клетки, да седые волосы.

М-МАТЬ ТВОЮ!?

Лаврик, ты что, яндерка?!!!

Девушка повернула голову, захлопав своими длиннющими ресницами как ни в чем не бывало:

— А почему ты перестал дышать?

* * *

Способность говорить вернулась ко мне вместе с ощущением, что в моих легких начинает разгораться пламя нехватки кислорода.

Выдохнув, жадно всосал в себя порцию воздуха.

НАХРЕН-НАХРЕН!!!!

Знаю я это дерьмо!

Не надо мне такого!

И как можно было на это купиться?!

Вся такая добрая и милая, а чуть что не так, проводишь взглядом какую-нибудь пышногрудую красавицу на улице, хоп — и утром обнаруживаешь, что ты в одной стороне, а твои бубенцы в другой.

А рядом стоит такая влюбленная дамочка с ног до головы в крови, с огромными такими ножницами, и ласково спрашивает у тебя как тебе спалось, и кто была та сука, с которой ты вел переписку за два года до знакомства с яндеркой.

— Ты же его прикончила не потому, что боялась отпустить? — голос предательски врезал петуха.

Лаурель выгнула брови домиком.

— Что? Нет, конечно! Я патрулировала Великий Лес и обнаружила его на границе. В таких случаях не задают вопросов — стреляют на поражение. Кто бы перед тобой ни был — он вне закона.

Мурашки, нервные клетки и седые волосы на время остановили эвакуацию, но, подумав, все же предпочли отдать свою судьбу в распоряжение неясному будущему, чем оставаться в моей компании.

— Кхэм, — прочистил я горло, чтобы не заговорить писклявым тоном — горло сжало от адреналина так, что я запросто мог пародировать одну дамочку с кандебобером на голове. — Ну… Понятно, чего уж тут.

Лаурель натянуто улыбнулась.

— Ты подумал, что я убила его из ревности?

— Что? Нет, что-ты. Как я мог такое подумать о тебе, — по выражению ее лица, находящегося в считанных сантиметрах от моего, моно было прочесть все, что она думает о нелепости моей отмазки.

— Я не ревнива, — заявила девушка.

Ага, ага, знаем мы вас таких, ну.

Картинка с ножницами снова появилась перед моими глазами.

А потом вспомнилось поведение Лаврика по отношению к моей хвостатой проститу… батарейке легкого поведения и облегченной версией социальной ответственности.

Не-не-не, подруга, что-то ты уж явно недоговариваешь.

И расспрашивать тебя как-то ссыкотно.

А ведь казалась такой няшкой, забавно порывающейся принести себя в жертву монстру с человеческим обличием!

Причем не один раз!

И, если вспомнить кто был инициатором нашего побережного мастер-класса по борьбе Добра со Злом, то возникает весьма интересное предположение:

— Подруга дней моих средневековых, а ты случаем не извращенка?

Девушка, поперхнувшись на выдохе, бросила на меня весьма странный и полный подозрения взгляд.

— Нет! Не придумывай ничего такого!

Любительницы пожестче ответ!

Как там было? «У кого что болит — тот о том и говорит»?

Припомним дедушку Фрейда, который утверждал, что все в жизни идет через писькины дела.

И про то, что надо лишь внимательно и под правильным углом взглянуть на происходящее — даже в песчаных барханах Сахары можно будет тогда разглядеть фаллический символ.

Заливающий ее лицо румянец был красноречивее любых слов.

— Хватит скалиться! — рыкнула на меня Лаврик, видя мою торжествующе-довольную улыбку. — Я… Я не то, что ты подумал! Я приличная эльфийка! Никакие эти ваши связывания и прочее меня не интересуют.

Я продолжал молчать, не в силах сдержать плотоядную улыбочку, которая словно приклеилась к моему лицу.

Так и лежали.

Она, с залитым краской лицом и побагровевшими ушками, не находящая сил остановить свои бегающие глазки.

И я, рассматривающий ее так, словно под микроскоп загнал долгожданный образец и совершил прорыв в науке.

Скалящийся не лучше той клыкастой живности, которая до этого имела обыкновение попадаться нам на дороге.

— И вообще, у девушек о таком не спрашивают! — сдалась, наконец, Лаврик после пяти минут молчания подобного антуража.

— И как я должен был это понять?

— Сейчас же понял, — буркнула она, поворачиваясь ко мне спиной. — И вообще, понапридумывал тут себе невесть…а-а-ах, срывать вместе с трусиками-то зачем, а? Животное ты мое… Так, это что еще такое?

— Ну, — торжествующе-зловредно произнес я, растирая масло по рукам, — надо признать, что тигрис порой бывает полезна со своими инициативами. А теперь скажи: «А-а-а-м!».

— Говорю я только ртом, так что… Ох, Богиня… Сучка ты старая, чтобы тебя так же… Дане останавливайся ты, как будто в гости зашел! Раз совращаешь невинную душу, суй поглубже!

Каких-либо возражений у меня не нашлось.

* * *

Участь раба, последнего и случайно выжившего человеческого мальчика в уничтоженного гномами поселения, незавидна по своей сути.

Особенно, когда ты вырос и живешь в Хейме и за тебя некому заступиться.

Бродишь по разоренному поселку, натыкаясь сплошь и рядом на трупы родни и знакомых, растираешь по лицу кулачками слезы и сажу от ближайших пожаров знакомых домов…

А потом мимо проезжающий караван работорговцев высылает охотничий отряд и вскоре ты вместе с другими бредешь, закованный в кандалы к месту, где вас продадут на рыночной площади словно какой-то скот.

Можно сказать, что ему повезло, и в итоге он попал к довольно лояльному хозяину.

Который выучил его сражаться, разбираться в тонкостях военной науки и даже обучил грамоте, что для рабов редкость.

Пусть не так уж и серьезно обучил, но по крайней мере, пусть и неспешно, но