Я не собиралась тратить время на пьяниц. Тем более теперь, когда от Виктора меня, возможно, отделяла одна дверь.

– Насколько я могу судить, весь этот квартал можно назвать дурным местом. Не вижу причин выделять это здание особо.

– Я вам расскажу секрет.

Мужчина сделал несколько неверных шагов по направлению к нам. Изо рта у него разило, как из немытого ночного горшка. Отступать мне было некуда: с одной стороны была Жюстина, с другой дверь. Я шагнула ему навстречу, загораживая собой Жюстину. Он поманил меня пальцем.

Один глаз у него был затянут бельмом. Спутанная борода росла клочьями, кожа под ней была покрыта красными и лиловыми пятнами. Он провел языком по уцелевшим зубам; глаза его бегали туда-сюда, как будто он опасался, что его могут подслушать.

– Ну? – поторопила его я. Он придвинулся еще ближе.

– Чудовища!

Я испуганно вздрогнула, а он хрипло расхохотался, довольный своей шуткой. Он шагнул назад, и я поняла, что сейчас произойдет: позади него лежало несколько кирпичей, а за ними берег резко уходил вниз.

Я не стала его предупреждать.

Он споткнулся о кирпичи и, потеряв равновесие, замахал руками, как ветряная мельница. Еще секунда, и я с удовлетворением услышала тяжелый всплеск.

– Боже мой! – Жюстина в ужасе зажала рот ладонью. – А вдруг он не умеет плавать?

– Он упал у самого берега. – Я отвернулась, не обращая внимания на отчаянный плеск. – Уверена, он найдет, за что зацепиться. И потом, только послушай, как он ругается. Для человека, которому нечем дышать, он слишком красноречив. Ничего с ним не случится. И ему полезно окунуться – может, избавится от дурного запаха.

Злая, усталая и полная решимости покончить с этим делом, я потянулась к железному дверному молотку – и, вскрикнув от боли и неожиданности, отдернула руку. Через кружево перчатки меня ударило током. Я потрясла рукой, чтобы избавиться от ощущения вонзившихся в пальцы иголок, и шагнула в сторону, уступая дорогу Мэри, на которой были куда более практичные кожаные перчатки.

Дверная ручка повернулась.

Дверь открылась.

– О нет, – прошептала я.

Я выбросила руку в сторону, загородив дорогу Жюстине и Мэри.

– Это может быть опасно. Подождите здесь.

Внутри стоял все тот же застарелый запах крови. Но не он один. Пахло чем-то тухлым. Я задохнулась и, с трудом сдерживая рвотный позыв, зажала нос и рот ладонью.

Передняя – если ее можно было так назвать – была усыпана вырванными из книг страницами. Взгляд Мэри зацепился за них. Я же не сводила глаз с двери перед нами. Приставная лестница у стены вела к люку на второй этаж. За скособоченной дверью справа от нас виднелась грязная уборная. Единственным источником освещения был приглушенный дождем дневной свет, который вместе с нами медлил у открытой двери, словно не желая идти дальше.

– Если это может быть опасно, нам лучше держаться вместе. – Мэри наклонилась, чтобы разглядеть страницы на полу.

Я присела и подобрала пустую обложку распотрошенной книги. Я узнала ее. Это была философия алхимии, которой Виктор зачитывался во время нашей поездки на воды. И потом, я знала Виктора. Я волновалась не за Мэри и Жюстину.

Я волновалась за него.

– Что это там? – Я указала на улицу. – Он уже выбрался из реки? Кажется, ему нужна помощь!

Жюстина и Мэри кинулись наружу.

Я захлопнула за ними дверь и задвинула засов.

– Жди здесь, – сказала я Анри. Что бы нам ни предстояло сделать, он для этого не годился. Потому что я узнала вопль: кричал маленький Эрнест. Которого мы оставили внизу с Виктором, пока нянька спала, а взрослые уехали в город. Из-за дождя нам приходилось маяться со скуки в загородном доме. Прихватив Анри, я поднялась наверх из порочного любопытства, в надежде, что случится что-нибудь интересное.

Эгоистично. Глупо.

Анри прижал меня к себе крепче.

– Но…

Я оттолкнула его, выбежала из комнаты и заперла за собой дверь. Спотыкаясь, я сбежала по лестнице и, влетев в кабинет, потрясенно уставилась на открывшуюся мне сцену.

Эрнест, завывая в животном ужасе, баюкал руку с глубоким, почти до кости, порезом, из которого сочилась кровь. На полу уже скопилась целая лужа.

Бледный как полотно, Виктор сидел на стуле и смотрел на брата широко распахнутыми глазами.

На полу между ними лежал нож.

Виктор поднял на меня взгляд. Он стиснул зубы; руки, сжатые в кулаки, дрожали.

Лишь две вещи я знала наверняка.

Во-первых, я должна помочь Эрнесту, пока он не истек кровью.

Во-вторых, я должна придумать, как сделать так, чтобы в случившемся не обвинили Виктора.

Потому что если в случившемся обвинят Виктора, его могут выслать из дома. Насчет себя я даже не сомневалась. Зачем я нужна Франкенштейнам, если я не в состоянии контролировать Виктора?

Я должна была защитить нас троих.

Я сдернула с плеч шаль и замотала руку Эрнеста так туго, как только могла. Нож был проблемой. Я подобрала его, распахнула ближайшее окно и выбросила нож, чтобы дождь и грязь смыли с него все следы свершившегося преступления.

Мне нужен был виновник. Что бы Виктор ни сказал, никто не поверит в его невиновность. Предубеждение против него было слишком велико. Если бы только я была здесь, внизу, где и должна была находиться! Я могла бы выступить свидетелем. И Анри тоже!

Эрнест прекратил завывать, но дышал часто, как раненое животное. Нянька, не иначе как под действием опия, даже не проснулась.

Нянька.

Я выскочила из кабинета и поспешила мимо кухни в заднюю часть дома, где находилась ее комната. Внутри было темно и душно; с кровати доносилось легкое посапывание.

Я схватила ее мешочек со швейными принадлежностями и выскользнула из комнаты.

Вернувшись в кабинет, я обнаружила, что ни один из братьев не сдвинулся с места. Я достала из мешка острые ножницы, окунула их в лужу крови и бросила рядом. Виктор молча наблюдал за мной.

Шаль на руке Эрнеста намокла и уже потемнела от крови.

– Рану нужно закрыть, – наконец подал голос Виктор, выйдя из ступора.

– Сначала ее нужно обеззаразить. Принеси чайник.

Я покопалась в мешке и нашла крошечную иглу и моток тонких ниток.

Эрнест поднял на меня глаза. Как же я была на него зла! Из-за него вся моя жизнь была под угрозой.