litbaza книги онлайнСовременная прозаФеечка - Наталия Терентьева

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 66
Перейти на страницу:

– Ага, рыдаю.

Я подняла голову, посмотрела в темноте на Ульяну. Даже в темном зале было видно, какая у нее светлая кожа и яркие глаза. Ульяна слегка улыбалась. А я сидела, прикрыв уши руками, и старалась вообще не слушать, а думать о своем. Могу же я думать о своем на концерте, если мне не нравится песня? Мне все равно было слышно, как Андреев повторяет и повторяет какой-то маразм, какие-то подростковые хулиганские рифмы… Зачем? Зачем… Он же умнейший, он же тонкий, он же самый лучший… И дело не в том, что я в него влюбилась, совсем не в этом дело. Даже если бы он был некрасивый, обрюзгший (он, кстати, не записной красавец, просто симпатичный и харизматичный!), но говорил бы, писал и снимал то же самое, я бы точно так же ему верила. Он же сам говорит о том, что гибнет наша культура, тогда зачем – зачем! – он это поет?

Тут и песня подошла к концу, и Андреев объявил:

– Отдохнем, други и подруги! Как говорится – антракт!

– Бред, что за «други»? – пробормотала Ульяна. – Еще бы бороду отпустил до пояса и обруч на голову надел…

– Может, у него волосы не вырастают до пояса? – пожала я плечами. – Он же лысоват… А так бы отпустил…

Ульяна фыркнула в ответ, мы переглянулись в темноте, свет в зале не зажгли, потому что это же бар, а не концертный зал, и в нем всегда темно.

Я не хотела оборачиваться, но обернулась. Андреев уже спрыгнул со сцены, в руках у него откуда-то появилась красная пухлая куртка. Я знаю эту куртку, он в ней недавно снимал репортаж из своего родного города – не для телевидения, а для своего канала на Ютьюбе. Он приехал на Кубань, там сейчас совсем тепло, он шел в этой куртке по Горячему Ключу (так удивительно называется его город!) с огромной камерой и… кто-то его снимал. Андреев же очень по-мальчишески тащил эту камеру (непонятно зачем), показывал места, где он раньше любил гулять, подходил к своей школе, к стадиону, к училищу, где начинал когда-то учиться на электрогазосварщика, недоучился, уехал в Москву и поступил в МГУ на журфак. Как я понимаю, в армию его во время метаний не забрали.

Ни в школу, ни в училище он во время съемки не заходил, просто рассказывал немного о том времени и своих мыслях. Если бы Андреев не был таким светочем разума, то эти рассказы вызывали бы некоторое сомнение – всё о себе да о себе. Но он интересен своим умом, как были интересны гениальные умы эпохи Возрождения, Просвещения, наши собственные великие мыслители – русские писатели и философы… Они ведь тоже часто понимали весь мир через себя – «Я разбираю свое собственное страдание или сомнение и таким образом размышляю о жизни, о человеке и его судьбе, предназначении, слабостях и пороках, а не о себе лично».

Любое Андреевское выступление набирает в Интернете за день около ста тысяч просмотров, поэтому я смело равняю его с великими мыслителями. Люди ждут его новых выступлений и слушают их, потому что ищут в его словах ответы на самые острые, самые животрепещущие вопросы нашей сегодняшней жизни. Почему мы так живем и куда идем, что можно сделать, чтобы что-то поменять в стране, что можно сделать, чтобы не допустить новой мировой войны… Не всех волнуют эти вопросы, Марусенку Пипеткину, к примеру, – нисколько не волнуют. Но меня, мою маму, мою бабушку, Ульяну и многих моих однокурсников, с виду абсолютно недалеких и аполитичных, это волнует. Поэтому слова Андреева так нужны. Поэтому он имеет право и о себе самом снять передачу. И именно поэтому так странно и уродливо сейчас звучат эти его песни с матом.

Мы с Ульяной, ничего больше не обсуждая, взяли свою верхнюю одежду и спустились, чуть заплутав, к выходу.

На улице у подъезда стояли зрители, вышедшие покурить. Тут же были и музыканты. Я сразу увидела самого высокого, игравшего на гитаре. Рядом с ним, засунув руки в карманы расстегнутой красной куртки, стоял смеющийся Андреев. Он очень хорош, когда смеется. Становится моложе, глупее. И на меня так не давит тяжесть его безграничного разума. То, что в нем нравится, то и пугает. Я не смогла бы ему соответствовать… Хотя Лариска ведь точно не соответствовала его разуму, а столько лет с ним жила… Или это он с ней жил, и она вовсе не понимала глубину и необъятность его интеллекта, а теперь наконец вырвалась и убежала…

Мы с Ульяной прошли мимо, Андреев упрямо не смотрел на нас, так же как и в зале, гордец. Для любого мужчины было бы нормально взглянуть на двух высоких красивых девушек, блондинку и брюнетку, которые к тому же уходят с твоего концерта, не дослушав его. Но он – не посмотрел. Другие музыканты, конечно, повернули на нас головы. Мы уже спустились с тротуара и прошли несколько шагов по переулку, когда Ульяна вдруг остановилась, развернулась, шагнула к нему и спросила:

– Зачем?

Андреев вздрогнул от ее голоса, резко обернулся, молча посмотрел на нее, только на нее, хотя я стояла в шаге, и легко так – нарочно легко – спросил:

– Что – зачем?

– Зачем столько мата в песнях?

– А. Ясно. Не понравилось?

– Нет.

– Ну ладно, – Андреев пожал плечами, улыбаясь. – На вкус и цвет… – Улыбка у него теперь была нарочная, но он продолжал улыбаться. Человек работает на телевидении, уж что-что, а улыбаться, когда совсем не хочется, его там научили.

– Парадигма сломалась, – негромко проговорила Ульяна.

– Какая парадигма? – Андреев прищурился. И мельком теперь посмотрел на меня.

Мельком!..

– Парадигма под названием «Сергей Андреев», – ответила Ульяна.

– А и шут с ней, с такой парадигмой! – засмеялся Андреев. – Если ее можно так легко сломать!

– А правда – зачем? – спросила я.

– Вам тоже не понравилось? – Андреев говорил со мной каким-то другим тоном, не тем, что с Ульяной. В чем разница, я понять не могла.

– Нет. Грубо.

Ульяна чуть шагнула в сторону от меня, еле-еле, но я уловила это движение. Конечно, надо дистанцироваться. Она – и Андреев. И я – и Андреев.

– Многие явления нашей жизни хочется обматерить. Людей, события, их результаты. Политиков… Нет? – Он переводил взгляд с нее на меня. С меня на нее. И обратно. И взгляд стал совершенно непроницаемым. Непонятно, смеялся он, сердился, обиделся. Непонятно совсем.

Музыканты, стоявшие рядом, оживились. Он представлял их в начале концерта как работников телевидения, но они явно были работники не чисто умственного труда. Один – оператор, другой – звукорежиссер, третий, кажется, тоже оператор…

Сейчас кто-то из них попытался пошутить, вышло несмешно, они сами стали ржать, прямо как наши мальчики. Я давно поняла, что в общении с мальчиками любого возраста (с нуля до бесконечности) надо уловить ту степень серьеза, чтобы не выглядеть и, главное, не становиться истинной феминисткой, с глобальным презрением к мужчинам, которая неизбежно появляется, когда вступаешь с ними в неравный бой за свои права в мире, придуманном мужчинами, – это с одной стороны. А с другой – не воспринимать их серьезно настолько, чтобы их глупейшие и спонтанные шутки, действия, предательства ранили тебя до смерти. Я таких знаю – до смерти раненых. Или почти до смерти.

1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 66
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?