Снежана — обычная девушка. Серьезная и ответственная, но уставшая. Бойкая и остроумная, но жизнью побитая. И не только жизнью.

Руль зло сжимаю, как подумаю о том уроде, который руку на нее поднял. Как можно было? Снежана хрупкая такая. Кажется, дунешь — и унесет ее попутным ветром.

Жаль ее. Козлу досталась.

Признаться, не уверен, что Снежана разведется в итоге. Такие продолжают терпеть. Ради детей.

Кстати именно из-за ее годовалой дочери я и оставил Снежану на работе. Дал шанс, хотя не собирался.

Не потому что я бездушный козел, хотя есть такой грешок. Причина в другом. Не выживет женщина-тряпка в моем холдинге! Сожрут ее.

Но поздно. Решение принято. Да и в первый рабочий день Снежана хорошо себя показала. Старательная.

Единственное «но». Улыбка ее из колеи меня выбивает. Не соблазняет, ничего подобного, но дает необъяснимое ощущение родства.

Будто мы со Снежаной не чужие — и нас связывает что-то.

Выгоняю из головы помощницу, ругая себя за излишнее внимание к ней. И жму на газ.

Привычно кривлюсь, когда звучит рингтон входящего звонка, который Лена самостоятельно на себя установила. И спешу ответить, лишь бы противный голосок бездарной певички прекратил орать из динамика.

— Зай, скоро ты? — разносится по салону.

Нетерпеливо, нервно. И так громко, что затмевает ту самую певичку рингтона.

— А ты торопишься куда-то? — цепляюсь к жене сразу же.

За пять лет семейной жизни я наизусть ее вызубрил. Каждую повадку разгадать могу.

— М-м-м, не-ет, — тянет она, насторожив меня еще сильнее.

— Ты по собственной инициативе Алинку у матери забрала, названиваешь мне, якобы ждешь, даже спрашивала, как у меня дела, — задумчиво перечисляю. — Признавайся, Лена, ты уже натворила что-то и извиняешься так? Или только собираешься чудить и готовишь меня морально?

— Фи, опять шуточки твои, — фыркает жена, но тут же тактику меняет. — Соскучилась очень, любимый.

Лжет. Чтобы добиться своего. Как обычно. Вопрос лишь в том, что ей нужно конкретно сегодня.

Я не питаю иллюзий по поводу наших отношений. Я всегда любил Лену. Яркую, игривую, красивую, звонкую, как колокольчик. Она же позволяла себя любить. Я понимал все — и мне было этого достаточно. Я готов был окружить выбранную женщину заботой и роскошью, а от нее требовалось лишь находиться рядом. Создавать семейный уют и детей рожать.

Взаимовыгодное предложение. Сделка, от которой Лена, как любая здравомыслящая дама, не смогла отказаться. Я же взамен обеспечил ее всем.

Но после рождения Алинки жене лень стало даже имитировать некое подобие чувств. А меня… больше не удовлетворяет суррогат.

Впрочем, решающим фактором стало отношение Лены к дочери. Нормальные женщины посвящают всю себя ребенку, дарят ему нежность, заботу, любовь. В то время как моя жена удивляет наплевательским отношением. Ладно, ко мне, но к собственной дочери? Не понимаю.

Когда-то я мечтал, чтобы малышка родилась похожей на Лену, такой же рыженькой, голубоглазой. Но сейчас я рад, что Алина в меня пошла. Приятно видеть в ней свои черты.

Моя маленькая принцесса.

Слышу топот детских ножек на фоне и звонкий, требовательный лепет.

— Скоро буду, — отвечаю Лене с проступившей на лице улыбкой и теплом в дрогнувшем голосе. Только вот адресовано это не ей. А моей дочурке. Как и все оставшиеся чувства, которые я полностью сконцентрировал на Алинке.

— Па-па-па-па, — слышу прежде, чем переступаю порог.

Навстречу мчится моя малышка. Если можно так назвать то, как она неуклюже перебирает крошечными ножками. Качается, путается носками в высоком ворсе ковра, так и норовит упасть. И хоть здесь предусмотрено все для ее мягкого приземления, я все равно дергаюсь.

Сам иду навстречу и на руки дочь подхватываю. Оглядываюсь по сторонам, но не нахожу Лены в поле зрения.

— Принцесса, ты одна, что ли? — чмокаю Алю в щеку, а она тарахтит на своем что-то. Отдельные слоги только понимаю.

— Ле-ена! — предупреждающе тяну, запрокинув голову.

Наорать бы, но прижимающаяся ко мне Алинка не позволяет этого сделать. Не хочу пугать ее.

Через минуту жена все-таки выползает из своей комнаты с телефоном в руке.

— М-м-м, что? Я рекламный пост выкладываю, — дисплей мне демонстрирует.

— Ничего не потеряла, нет? — бросаю колко и многозначительно киваю на ребенка в моих руках.

— Я на секунду отвлеклась, зай, а Алечка услышала, что ты пришел, и умчалась, — обиженно спорит. — Вот только что рядом была. И нет ее! Работаю же параллельно, не уследила немного.

В декрете Лена занялась интернет-рекламой. Сейчас она ведет соцсети одного из парфюмерных магазинов, пишет им статьи. Говорит, не хочет терять профессиональные навыки. Я, конечно, все понимаю, но не в ущерб собственной дочери же!

— Я не прошу тебя работать. Наоборот, максимально облегчил тебе жизнь. К нам приходят няня, уборщица, повар, хотя ты знаешь, что я терпеть не могу посторонних людей, — рычу я. — Ты ни в чем не нуждаешься. От тебя надо лишь иногда дочери внимание уделять. На черта ты вообще ее от матери забрала?

— Была неподалеку. Решила помочь тебе, чтобы ты не ездил, — и в улыбочке губы растягивает.

— Переодевала хотя бы? — перехватываю Алю под попу, чувствую холод и влагу.

— Так у нее подгузник, — выпаливает будто в свое оправдание.

— Переполненный, — легко хлопаю малышку по большому «памперсу», а она смеется звонко, немного успокаивая меня. — Их менять нужно, не слышала о таком? — закатываю глаза и в детскую с Алей поднимаюсь.

— Я думала, мама Валя все сделала, — бежит за нами следом Лена. Лучше бы внизу осталась и не бесила меня, ей-богу. — Да, Алечка? — сюсюкается, но мне кажется, что неискренне. Впрочем, может, я придираюсь…

— На-на-на, — равнодушно произносит дочь, пока я переодеваю ее. Неловкими движениями даже помочь мне пытается. Пальчиком в цветастую пижаму тычет, будто наряд выбирает. Настоящая девочка.

— Тебя дочь даже мамой не называет, — выплевываю ядовито, стараясь на Лену не смотреть. — Не смущает это?

Закипаю. Одев Алинку, оставляю ее играть на ковре. Сам выпрямляюсь и зло на жену зыркаю.

— Да, я ее научила, — хихикает она, довольная своей затеей. — Аля, скажи «Ле-на», — по слогам проговаривает.

Дочь смотрит на нее внимательно, губки надув. Потом бросает: «На-на-на» — и, потеряв всякий интерес к матери, поднимается на ножки. Топает в коридор, к цветочным горшкам, что стоят у стены. Я слежу за ней через проем двери.

— Лен, ты дура? — не выдерживаю я.

Я устал, не выспался, раздражен и опасен, черт возьми. А она ерундой мается!