Хотя тут и компания, кажется, обещала быть жуткой. Наглухо задернутые шторы и темнота, рассекаемая льдистым светом телефона, из которого доносилась зацикленная мелодия какой-то популярной игры. Духота и отчаяние. Даже в этих потемках видно было, насколько Элен казалась потрепанной от жизни. В прошлый раз, когда мы встречались, у нее была не самая светлая полоса, и даже тогда она не выглядела такой разбитой.

– Привет, – пробормотала я, делая вывод, что молчание затянулось уже до неловкости долго.

– Угу, – промычала в ответ Райт, усердно выжимая что-то в экране, но, видимо, безуспешно. – Да твою мать, снова, что ли?!

Элен повалилась на кровать, уткнувшись носом в подушку и раздосадованно мыча. Что-то тяжело звякнуло от резкого движения, и я напряглась, потому что это был очень нехороший звук. И очень знакомый.

Когда секундой позже до меня дошло, во мне замкнуло какие-то провода. Жаром ударило по затылку, обожгло так, что я забыла, как дышать. Как отвести взгляд, чтобы не пялиться так открыто.

– А, на это смотришь? – Элен вытянула ногу, и цепь, потянувшись за ней, в очередной раз издала глухой устрашающий звон, самый мерзкий на свете звук. – Да, вот так мы теперь живем. Весело.

Сколько времени прошло, с тех пор как мучитель впервые сказал мне об этом? Кажется, что безумно много. Но самое ужасающее крылось в другом. Здесь, в фамильном особняке, напичканном охраной и камерами до отказа, обнесенном глухим забором, в том, чтобы держать человека на цепи, не было никакого смысла, никакой здравой необходимости. Это ланкмиллерское решение пугало все то живое во мне, что еще каким-то чудом уцелело.

Внутренности словно обмерзают по стенкам, и ты чувствуешь себя шарнирной куклой, у которой одни только сосульки внутри и страх.

– Как у вас дела со «Змеиным зубом»? – падая на кровать, я задала этот вопрос просто чтобы отвлечься, но спохватилась довольно быстро. – Если давлю на больное, не отвечай.

– Честно говоря, я мало что знаю, он теперь почти ничего мне не говорит. Кэри противостоит не «Зубу», только отдельным его представителям из Анжи. Амалия, конечно, усложняет дело, но не все так плохо, наверное. Он ведь не укрывает меня незаконно, он всего лишь меня купил.

Элен с размаху зашвырнула телефон в стену, и я с трудом сдержала невеселую усмешку, узнавая в ней собственные повадки.

Гнетущая атмосфера наутро так и не рассеялась, напротив, стала как будто плотнее, сгустилась в воздухе липким жаром, от которого свербило в черепной коробке. Элен, не отрывающаяся от своего телефона, и полутьма от задернутых штор, к которым она даже прикасаться запрещала.

После полудня Ланкмиллер удостоил нашу опочивальню своим блистательным появлением.

– Сам явился с визитом, надо же, – у меня вышло ехидно и зло, еще до того, как он, пришедший навестить Элен, вообще вспомнил о моем существовании.

– Советую контролировать тон, – даже и секундной задержки не последовало перед тем, как мучитель парировал мое язвительное замечание холодным и ровным голосом, в котором уже вибрировала угроза.

– Советую контролировать свою наглухо нездоровую голову.

О, вот теперь он заметил меня. Обернулся лицом и заговорил очень вкрадчиво. Согласные как будто пружинили у него.

– Время, проведенное вдали от дома, плохо сказалось на твоем воспитании? Нужен Генрих, чтобы напомнить правила приличия?

– Ты только своим карманным Генрихом пугать можешь? – огрызнулась, глядя на него исподлобья.

– Кику, – одними губами прошептала Элен, качая головой. «Не нужно его злить».

Да, хотела бы я иметь такой же голос разума, быть чуть хитрее, не поддаваться своему возмущению, как по щелчку. Может, для этого было уже слишком поздно, потому что Ланкмиллер неуловимо переменился, а это значило, что, наверное, я уже перешла какую-то черту. Опускаясь в кресло напротив, он пригвоздил меня к месту взглядом.

– Скажи мне, милая Кику, что тебя так беспокоит? – с таким лицом казнят висельников, но у меня внутри осталось слишком мало здравого смысла, чтобы бояться казни.

– Отпусти Элен, убери цепь. То, что ты делаешь, это безумие.

Получилось все равно глухо, словно меня душили.

– Что-нибудь еще? – мучитель вздернул бровь.

Это был отказ. Довольно циничный, вполне прямой. Ланкмиллер платил той же монетой и тем же ядом. Именно поэтому мне стоило притормозить. Но я не смогла.

– Думаешь, ты весь такой герой-спаситель, девушку уберег? Ты ее заложил собственной трусости, и посмотри, что из этого вышло. Ты не умеешь любить людей как людей, только как вещи. Ты причиняешь боль всему, к чему прикасаешься, и это не потому, что я пафосная малолетка, а потому что ты жалкий мудак и тряпка, который по-другому не умеет.

– Хорошо.

Я не думала, что он сможет меня зацепить, но сейчас у него это вышло. Будто откуда-то издали ветром принесло глухой звон колокола, и все оборвалось внутри. Не выдержав, я медленно опустила голову. Из надлома в пространстве сочилось густое темное напряжение, не давая двигаться и дышать.

Элен тоже это почувствовала.

– Все, хватит! – Голос у нее дрожал. – Давайте просто притворимся, что этого разговора не было, иначе не выйдет ничего хорошего.

– Помолчи, я не давал тебя права высказаться, – холодно оборвал Кэри, видимо, заставляя ее сесть и подчиниться. Цепь свалилась на пол с гулким звоном. Ланкмиллер указал на дверь и выплюнул короткое: – Вон отсюда.

Шаги, дверь хлопнула. Мы остались одни.

– Не выдержала твоего сволочизма, вон как быстро смылась, – съехидничала я.

Мучитель даже и капелькой внимания не одарил эту реплику. Он взял меня за подбородок, заставив поднять лицо и наконец взглянуть на него.

– Кое в чем ты права, дорогая, – ласковый сахарный голос, от которого ужас плавил изнутри кости. – Привлекать Генриха нет необходимости. Я займусь твоим воспитанием сам.

– Пытаясь быть устрашающим, ты чудовищно переигрываешь.

– На колени, лицом к стене, руки за голову.

Я больно закусила губу, приводя себя в чувство хоть немного. Значит, он меня выпорет? Ну что ж, учитывая мой послужной список, это было лишь вопросом времени. Ланкмиллер какое-то время выбирал орудие экзекуции, я не видела толком, чем он был занят за моей спиной, но время тянулось мучительно медленно. В горле собирался тугой и клейкий комок, от которого все сложнее становилось дышать.

Мучитель подошел ко мне, и минутная стрелка остановилась. Тишина, повисшая в тот момент, казалась абсолютной и всепоглощающей. Потом в воздухе свистнул шнур, лопатки словно огнем обожгло. Кажется, ткань футболки лопнула от такого, потому что вместе с болью я вдруг почувствовала жар, словно потекла кровь.

– В этом доме никто не указывает мне, как поступать с моими наложницами, – его голос сложно было разобрать, его заглушало мое собственное шумное и частое дыхание. – Вы обе – такие дуры.