Итак, одним из путей, которым образованные евреи приходили в женскую педагогику, были семейные связи. И действительно, для еврея, худо-бедно владевшего русским языком и так или иначе стремившегося к преобразованию еврейской общины, образование было одним из самых подходящих поприщ. Однако речь шла о тех, кто не мог получить работу в нееврейских школах, да и казенные еврейские училища были открыты не для всех. Возможно, обучение девочек-евреек было для этих педагогов и не самым желанным поприщем, однако оно позволяло им достичь поставленных целей. По большому счету невозможно оценить, до какой степени их решения определялись идеологией, однако социальная близость задачам современности и современного образования, особенно обусловленная семейными связями, наверняка играла немаловажную роль.

Содержательницы-еврейки

Из 33 женщин-евреек в списке содержателей семь занимали эту должность совместно с мужьями. Притом что семейные пары подавали совместные прошения об открытии частных девичьих училищ, к ним прилагались дипломы и послужные списки только мужей. Например, в плане работы училища семьи Левиных из Минска дважды указано на статус Менделя Левина как преподавателя русского языка в местном казенном еврейском училище, а также упомянуто, что он в состоянии преподавать все академические предметы. Что касается жены Менделя Рахели, заявленной как вторая содержательница, то о ее квалификации и роли в будущем училище не сказано ничего[104].

У нас нет никакой возможности получить сведения по поводу уровня образования или мотивации таких жен и со-содержательниц. Возможно, некоторые из них были глубоко преданы делу женского образования и выходили замуж за мужчин, способных помочь им добиться жизненных целей. Теофания Острогорская, например, имела, судя по всему, как и муж, педагогическое образование и тоже была предана своему делу. И Теофания, и ее муж Меер сдали экзамены на право давать частные уроки ученикам-евреям, и хотя в качестве со-содержательницы она не значится, впоследствии она стала содержательницей его училища для девочек-евреек в Гродно, скорее всего, после смерти мужа [Памятная книжка 1874: 659; Памятная книжка 1880: 207].

С другой стороны, некоторые из указанных в документах жен могли занимать должность содержательниц лишь номинально, чтобы сгладить потенциально неловкую ситуацию: мужчина во главе женской школы. Многие мужчины-содержатели, не указывавшие своих жен в качестве со-содержательниц, старательно демонстрировали, что в их школах все-таки предполагается благотворное женское присутствие. Подшкольник в своем плане открытия училища в Россиенах (Виленская губерния) в 1857 году указывает: «для постоянного наблюдения за порядком и нравственностью учащихся будет особая гувернантка»[105].

И все же большинство (28) евреек, открывших женские еврейские училища, сделали это сугубо самостоятельно. Эти женщины должны были обладать необычайно высоким уровнем образования. От них требовалось либо представить диплом об окончании гимназии, либо сдать экзамены. К сожалению, в большинстве случаев в архивах имеются лишь скудные сведения, а то и вообще никаких, касательно того, как они смогли получить знания такого уровня. Более подробная информация присутствует в нескольких письмах; например, в одном из них инспектор Виленского учебного округа информирует департамент Министерства народного просвещения в Петербурге, что женское училище, открытое Гордоном и впоследствии вверенное рабби Хазановичу, теперь, после смерти Хазановича, передается в надежные руки Рудян, выпускницы ковенской женской гимназии[106]. Однако в большинстве случаев в документах просто сказано, что содержательницы обладают необходимой квалификацией.

Основываясь на данных, собранных Еврейским колонизационным обществом в чуть более поздний период, Криезе пишет, что женщины-еврейки, работавшие в учебных заведениях, чаще, чем их коллеги-мужчины, имели формальное современное образование, тогда как мужчины-евреи чаще имели традиционное еврейское образование [Krieze 1999: 319–320]. Паруш в своей недавней монографии, посвященной еврейкам и грамотности в Восточной Европе, приходит к аналогичному выводу, основываясь прежде всего на художественной литературе [Parush 2001, esp. ch. 4]. Данные касательно этих преподавательниц создают неоднородную картину. Некоторые женщины-еврейки, например А. Берман и М. Ротштейн, нанимали мужчин для обучения в своих школах религиозным предметам, а сами преподавали общеобразовательную часть; из этого можно сделать вывод, что познания в светских предметах у них были надежнее, чем в еврейских[107]. Другие женщины, например М. Митковицер и А. Биршенкер, сами преподавали религиозные предметы в своих частных женских еврейских училищах[108].

Что же заставляло этих и других просвещенных дочерей еврейского народа открывать школы для своих единоверцев? Как можно заключить по аналогии с мужчинами, часто на педагогическое поприще их толкали семейные связи. Хаим Фунт передал свою школу в Минске дочери Марии [Памятная книжка 1879: 207]. Схожую преемственность мы видим и в других известных нам случаях, когда деятели образования шли по стопам родителей, не наследуя при этом их школы. Сара Берман подала прошение об открытии частного женского еврейского училища в Санкт-Петербурге в 1873 году, получила соответствующее разрешение[109]и после этого объединила два частных училища для бедных еврейских мальчиков и девочек, которыми руководили ее родители Лазарь и Анна Берман[110]. Прежде чем перебраться в столицу, Лазарь работал учителем в казенном еврейском училище в Дубно Киевской губернии и там же держал частное женское еврейское училище[111]. Л. Кенигсберг, открывшая женское еврейское училище в Бердичеве в 1872 году, была дочерью учителя еврейской казенной школы[112]. Согласно мемуарам И.-Л.-Б. Коценельсона, дочь Я. Дайча, которая преподавала в еврейских казенных училищах и содержала частные женские школы в двух городах, впоследствии открыла частное училище для девочек-евреек в городе Хотине [Kazenelson 1974: 124].

Еще одна причина, по которой еврейки открывали женские училища, заключалась в том, что почти все остальные поприща были им недоступны. Преподавание в школе или частные уроки – только эти пути и были открыты выпускницам гимназий в России. В разные моменты, в зависимости от настроя властей, женщинам разрешалось заниматься медициной, родовспоможением, фармацевтикой и стоматологией, но даже в благоприятном юридическом климате для получения высшего образования нужны были деньги и, в большинстве случаев, возможность выехать за пределы черты оседлости[113].

Надо сказать, что еврейки очень активно получали высшее образование: на женских курсах за пределами, а особенно внутри черты оседлости процент их был крайне высок [Dudgeon 1982: 16–17]. Тем не менее абсолютные цифры оставались чрезвычайно низкими. Для получения профессионального образования требовалось не только оплатить обучение, но в большинстве случаев еще и уехать из дому, то есть оплачивать расходы на жилье. Ограничения в праве жительства также сильно сокращали возможности получения образования за пределами черты. Для большинства евреек, даже получивших качественное среднее образование, высшее оставалось недоступным.

Хотя годы жизни и место жительства Пуи Раковской (1865–1955) несколько выходят за пределы нашего