– Когда нанял детектива, чтобы найти сына. И он принес мне фото. Вот и скажи мне, какой лживой дрянью надо быть, чтобы сначала чуть не упечь за решетку меня, а потом трахаться с моим сыном?!

Кажется, я сплю. Трясу головой, пытаясь понять, что он несет, но ровным счетом ничего не понимаю.

– Тр… что? Спать с твоим сыном? Я не сплю… я ни с кем…

– О да, давай, расскажи мне, что девственница в двадцать два года. Я видел тебя с ним, я долго за тобой наблюдал. Как вы ходили по кафешкам, как ты ездила к нему на выходных. Я всегда был рядом, смотрел и представлял, как ты будешь умолять меня, просить прощения и ползать в ногах.

– У меня ничего с ним нет! – кричу я. – Я даже не знала, что это твой сын!

– Я, по-твоему, слепой дебил?! – у Андрея срывает крышу.

– Да! Я – репетитор по высшей математике!

Он замирает, не сделав и шага в мою сторону.

– Я закончила мехмат! Твой сын готовится поступать на приборостроение и я готовлю его к первому курсу по вышке и к ЕГЭ! Он же младше меня, ему всего семнадцать! Как ты мог подумать…

Я нервно смеюсь и одним махом допиваю вино, а Андрей стоит растерянный и обескураженный.

– Репетитор? Ты – репетитор?

– Что тебя удивляет?

Затем я слышу совсем уж странное:

– Ты же блондинка!

– Эй! Ты можешь меня похитить, можешь запереть на чердаке, но оскорблять – это уж слишком. У меня красный диплом. И я хороший репетитор. А ты сбил сыну всю программу. Представляю, как он сейчас матерится и ищет нового репетитора. Еще и отзывов на меня везде понапишет пакостных. Я с ним сплю… капец! Как можно было до этого додуматься?

– А что тебя удивляет? На тебя можно клюнуть.

– Вот спасибо!

– Что я должен был подумать?

– Что-то кроме «оговорившая меня девчонка нашла моего сына и коварно решила добить меня, закрутив с ним роман». Я не знала, что Митя – твой сын. И я с ним не спала. Я…

Прикусываю язык, но Андрей уже все понимает.

– Ни с кем не спала?

– Это не твое дело.

– Верно. Но мне интересно. Почему в двадцать два года ты девственница?

– Потому что гладиолус. Устроит такой ответ? Или я не имею права распоряжаться своим телом? Конечно, для того, кто везет девушку в багажнике, это удивительно. Но все же иногда бывает.

– Такие, как ты, без внимания не сидят.

– И что же во мне такого особенного?

В крови играет алкоголь. Я выпила совсем чуть-чуть, но коктейль из адреналина и вина непередаваемо крышесносный.

– Не знаю.

Он преувеличенно неспешно рассматривает меня. Бесит. Бесит оценивающий взгляд.

– Волосы, например.

– Что с моими волосами?

– Ничего, – улыбается, подонок. – Красивые волосы. Я люблю, когда у девушки длинные волосы.

– Ах, так?!

Я уже не соображаю, что делаю, злость накрывает с головой. Хватаю лежащие на столе ножницы, которыми разрезала упаковку с лапшой, и, зажав в руке толстую прядь волос, кое-как отрезаю ее. Затем еще одну и еще. Получается ужасно, срез кривой и неаккуратный, а волосы из изящных локонов превращаются в странные патлы. Андрей смотрит на это с ироничным удивлением, его будто забавляет моя злость.

Вспышка мимолетна, секунда – и вот я уже стою и смотрю на Тихомирова, чувствуя себя той маленькой девочкой, которая изо всех сил сдерживается, чтобы не оглянуться в сторону папы. Которой жизненно важно сесть в его машину, ведь у нас с папой общий секрет.

А потом Андрей все с такой же улыбкой спрашивает:

– Ты что делаешь, глупая?

И это получается у него так ласково и нежно, что я застываю с ножницами в руках и смотрю в его глаза, а через секунду его губы накрывают мои.

Руки медленно скользят по телу, повторяя контуры бедер, собирая рубашку, замирают на талии. Я упираюсь ладонями ему в грудь, но сил не хватает, глаза закрываются сами собой. Я так давно не целовалась… а по-настоящему, оказывается, вообще ни разу. Ни один однокурсник, ухлестывающий за единственной девочкой в группе, не может сравниться с поцелуем взрослого и опытного мужчины.

Тело с удивлением узнает новые ощущения. Помимо дрожи и слабости внутри зарождается странное чувство, похожее на щекотку – другого описания я не могу придумать. Но это очень приятно, а еще начисто лишает разума и способности сопротивляться.

Требовательные губы раздвигают мои, горячий язык касается моего, вынуждает отвечать на поцелуй. Я почти ничего не умею, но тело действует само. Умом я понимаю, что нужно отстраниться, вырваться, закончить это безумие, но в следующую секунду особенно сладкого спазма уже не понимаю – зачем?

В первую встречу в лифте я его даже не заметила. Для меня все соседи были бесплотными безголосыми тенями. Во вторую встречу он до смерти меня перепугал. В третью – показался мрачным и холодным. А сейчас губы, что творили с моим телом магию, обжигающе горячие. Они срывают с моих губ стон, требуют ответа, на который почти уже нет сил.

Неожиданно все заканчивается. Я отшатываюсь от Андрея и хватаю ртом воздух, а он совершенно спокоен. Будто поцелуй не вывернул его наизнанку, не открыл доселе неизвестные желания. Черт, да так оно и есть! Язвительный сукин сын, он надо мной просто издевается!

– Зачем ты это сделал?

– Что?

– Поцеловал меня!

– А зачем ты отрезала волосы?

– Я тебя ненавижу!

– Забыл, в какой момент мы поменялись ролями? Цветочек, это я тебя ненавижу, забыла?

– Я не Цветочек!

– Ты права. Лиана – хищная тварь. Прямо как блондинка-математик.

– Иди ты в задницу! – кричу я, бросаю ножницы, которые до сих пор сжимала в руке, и несусь наверх.

Мне даже негде скрыться, забиться в нору, чтобы пересидеть пережитое унижение. Поэтому я просто накрываюсь одеялом с головой. Меня бьет мелкая дрожь, а в теле еще ощущаются отголоски сладкой тянущей боли. Они мешают погружаться в темноту, не дают уснуть. Я еще чувствую на губах его вкус, тепло, руки на талии и пальцы, случайно коснувшиеся обнаженной кожи у края рубашки.

Сколько так лежу, не знаю, но в конце концов слышу шаги и скрип двери: Тихомиров поднимается на чердак. Я чувствую, что он рядом. Кровать прогибается под весом мужчины.

– Уходи! – глухо рычу из-под одеяла и подушки.

Андрей не отвечает. Я чувствую какое-то шевеление в ногах, а потом он начинает втирать в лодыжку мазь и… это пытка. Это как если бы меня били током и одновременно делали массаж ног. Тело скручивает от спазмов, а одновременно с ними разливается блаженство. Мне приходится стиснуть зубы, чтобы не стонать. Не хочу доставлять ему удовольствие, но готова как собака, задергать лапой от удовольствия.