меня за лицо и попытался поцеловать. Или облизать, иначе высунутый язык объяснить не могу.

— От****сь, — прошипела я, ладонью ударив его в лоб.

Наступило молчание, все смотрели на нас, из-за чего я хотела провалиться сквозь землю. Но меня так сильно тошнило от одного его вида, а прикосновения я терпела то ли из вежливости, то ли от страха.

— Да ладно тебе, че ты ломаешься-то.

Артем снова обхватил мои плечи и попытался притянуть к себе, но я упиралась, и, казалось, что это длилось вечность, но, в конце концов, за меня вступилась Арина. Она кулачком ударила его в грудь и потребовала прекратить. На это Артем явно обиделся и начал с ней ругаться, говоря обо мне так, будто я не человек вовсе:

— Да че ты встряла? Не мешай своей сестренке личную жизнь устраивать.

— Тебе русским языком сказано, ты тупой? Ты ей не нравишься.

— Мало ли что ей нравится? Твоей Кальке выбирать по жизни не придется, с ее хлебалом надо брать, что дают и радоваться, что хоть кто-то на нее посмотрел как на женщину, а не уборщицу. Ты че, думаешь, она мне нравится? Да ее только под водку можно.

Окружающие восприняли ситуацию как шоу и улюлюкали на каждое недоброе слово. Артем продолжал лить на меня грязь, плавно переходя к тому, что если бы я не хотела внимания, то не, — цитата, — “шлялась ночью по подворотням”.

— И это говорит человек, который не способен добиться внимания девушки без насилия, — Арина покачала головой, — Акылай, пошли отсюда.

И мы действительно ушли, в полном молчании, а я потирала плечи, все еще чувствуя на них его пальцы. С одной стороны я не успела испугаться, меня бросало в дрожь от того, что со мной сочли допустимым так поступить. Я могла сравнить это с обидой, злостью и крайним отвращением — к тому, что меня трогали, и к себе, будто я — предмет.

— Почему ты сразу не сказала, что тебе это не нравится?

— Неудобно, — я пнула песок под ногами, — он не делал ничего такого сначала.

— Он тебя откровенно лапал. Ты ничего не говорила и не реагировала, — она странно отвернулась от меня в сторону дороги, но там ничего не происходило, — я думала, ты не против, я не поняла, что тебе нужна помощь…

Всхлип раздался эхом над прудом.

— Прости, что не смогла тебя защитить.

— Арин… — я подошла к ней и обняла со спины, — ты заступилась за меня. Спасибо.

— Я больше никому не позволю тебя трогать! — она развернулась в моих объятиях и крепко обхватила руками за талию, — только человеку, которого ты полюбишь, ясно?

Она свое обещание сдержала, следующие семь лет, если чья-то конечность приближалась ко мне, то она с силой по ней ударяла. Если требовалось — дополняла словесными угрозами, и после второго предупреждения могла полезть и в драку.

И теперь то, что стало ее “официальным” лицом в этом мире, загадочно глядело на нас через плечо. Я снова плакала в электричке.

Приближались мои выходные, и, недолго думая, я решила, что должна приехать к ней на «альтернативную могилу». Хотя всего 10 дней назад была зарплата, остатков от нее на поездку хватало с трудом. В основном из-за того, что билеты за сутки до отправления продавались втридорога. С одной стороны, я должна была отложить поездку до лучших времен, но делать этого не стала по двум причинам. Во-первых, я ощущала вину за то, что никак не поучаствовала в организации ее похорон. А во-вторых, формулировка “до лучших времен” — это не моя история, они, как правило, у меня не наступали и отказываться смысла не было. Если бы я знала, чем вся эта затея для меня обернется, то осталась бы в Москве.

Один только вид пустующего места начальника воодушевлял и дарил надежду на тихий день. Кости с нами больше не было, и на смене присутствовали все, кто еще числился в штате. Рабочей атмосферу было сложно назвать, ведь практически каждый занимался чем-то отвлеченным — Кристина и Катя болтали, Дима увлекся держателем для скотча и методично покрывал слоями ленты короб, Марина и Лариса пили кофе, только Паша до того как отвлекся на меня заносил данные по продажам в таблицу. Чего ради — одному Богу известно, так как он просто выписывал цифры из сводки в личном кабинете. Но стоило ему увидеть меня, он вознес над головой пластиковый пол литровый стакан — в таких обычно подают пиво в круглосуточных разливайках, а от горячих напитков они скукоживались. И экземпляр, оставленный мной на чужом столе, я мучила весь день, а потому он походил на останки раздутого червя.

— Ты все утро сидел с грязным стаканом и ждал меня?

— Да!

— Я принесла кружки, — включилась Кристина и указала на обеденную зону. — Мальчикам черные, а девочкам белые.

Я принципиально взяла черную, приклеила на нее стикер и подписала “не пить, кружка Акылай — она ядовитая”.

Евгений так и не пришел, но это не освобождало нас от террора — он прекрасно справлялся дистанционно, что позволяло нам вдоволь обсудить, какая же он все-таки тварюга. Говорила, конечно, в основном я, остальные же при каждом моем остром слове как-то нервно дергались и иногда мне напоминали о камере. Все так ее боялись, что всякий раз, когда брали в руки телефоны, отходили в слепую зону. Первой решила перевести тему Кристина:

— Слушай, я с тобой поговорить хотела.

Я без особого интереса разглядывала ее, ожидая продолжения. Кристина будто застряла в 2010 году и осталась представителем исчезающего вида субкультуры ванилек: густая челка надежно скрывала ее брови, о существовании которых можно было только догадываться, губы она плотно замазывала тональным кремом, а толстые кривые стрелки смотрели в разных направлениях, как указатели на дороге.

— Прости, если я тебя обижу, но тебе реально не интересно, кто ты?

— Тебе кажется, что я — мышь летучая? — она определенно не поняла моих слов, поэтому пришлось пояснить, — я думаю, что я человек.

— Ну, в смысле, по происхождению.

— Человек, произошедший из Нижнего Новгорода.

— Ты не понимаешь, — Кристина даже не догадывалась о том, что не догоняла на самом деле она, — ты никогда не хотела увидеть свою маму? Посмотреть ей в глаза? Высказать все?

— Высказать что? Мне нечего ей сказать.

— Она же тебя бросила!

— Я учусь на чужих ошибках, — я откинулась на спинку стула, — видела уже к чему