за проливаемые слёзы. В голове всё ещё гулял ветер, но поймав губами пару маслянистых капель загремевшей грозы, я смог собраться с мыслью.

— Как остальные?

— Мертвы… все наши, кто был на совете.

Сил на грусть уже просто не было. Я знал, что стоило бы их оплакать, но уже просто не мог. Не мог смотреть на крах всего, построенного годами… как и искать Молодого под грудами обломков.

— Тогда нам пора…

Я подал брату руку.

— Куда?

— Думаю, я нашёл способ выйти на Смерть… а это его расплата за то, что сел ему на хвост.

В дали показалась всклокоченная Сьюзи и новая работница, нашедшая для моей услады в столь мрачный день даже цветастое платье.

— Присмотри за девчонками, Евгенич…

Стоило промолвить, как без маны ноги подкосились и обмякли, а передо мной вновь показались опустевшие текстуры и евклидово чудо мировой изнанки.

— Да что же… это…!?

Сознание расплывалось и терялось в серости вокруг, но от закипавшей злобы, руки с новой яростью полыхнули бурой кутерьмой. С силой развеяв сизый бред и наваждение, уводящий от заветной цели, потоки маны впились в заветную начинку старой Мэри, за которой ждала Лера.

— Меня уже не сбить с пути…!

Отбросив иллюзию картинок не моей жизни, я вновь зажмурился и сжав окровавленную руну, очнулся ото сна. По телу разливалась такая сила, что, словно ветром, подгоняла вперёд, растерзав в клочья весь закатный небосвод, заискрившийся от маны. В зареве молний даже появились ничтожные фракталы, прилипавшие к коже, но стоило испариться кутерьме, как небесная твердь выплеснула вслед за мной нескончаемый поток энергии сгоревшего мира у меня за спиной.

— Я бросил тебе вызов, мир…

Стряхнув «антитела» вселенной с рукава, покусывающие «неисправный фрагмент», я испарил их маной и не смотря на сожжённый город подо мной, до хруста в груди затянулся сладким грозовым ароматом, впервые за столько лет расправив плечи.

— Так приди же, и возьми…

Оставив местных в панике разбегаться от явления бога, я поймал на ладонь последний, просочившийся вслед за мной, вселенский фрактал и раздавив его в пыль, щёлкнул пальцами.

Всё тело свело судорогой, стоило в ужасе вновь очнуться ото сна. На пошарпанном потолке виднелись следы поспешно вымытой копоти, ну а рядом на стуле мирно спала Сюзи.

— Не шевелись. Только добавишь хлопот.

Уняв судорогу в ногах своими тёплыми руками, уставшая Хэ сердито бросила тряпку мне на лоб и уселась на стульчик рядом с девчонкой.

— Уж не знаю, чем ты задурил малышке голову, но она от тебя не отходила всю ночь.

Хэджон прикрыла Сьюзи простынёй и уложила себе на плечо, а потом непривычно мягко посмотрела на меня.

— Она хорошая девочка, Рой. Не смей обойтись с ней так же, как со всеми…

— Он очнулся?

В комнату спешно вошёл Евгенич и отстранив Хэ, посмотрел на меня.

— Это хорошо. Значит моя догадка сработала.

Я не понимал о чём он, но сейчас Совесть выглядел совсем иначе. Даже как-то старше и стройней.

— Отнеси девчонку в постель и не давай выходить, пока я не скажу. И да…

Совесть остановил Хэ у двери и строго прищурился.

— Никому ни слова… поняла?

Уж не знаю, когда наждак сменили на шёлк, но Хэ лишь кротко кивнула и с ребёнком на руках, улизнула из комнаты. Евгенич же сразу запер за девчонками дверь, схватил стул и небрежно зачесался пятернёй.

— Ну привет ещё раз… Рой, чтоб тебя.

По спине тотчас пробежала дрожь, но мышцы сковала боль и просто невозможная слабость.

— Кто… ты…?

— Только не говори, что забыл?

Мысли совершенно не вязались в кучу, так что от беспомощности осталось только сжать кулаки.

— Что же…

Тяжко вздохнув, Совесть вновь зачесал волосы и ловко заправил их под семиклинку, заодно запустив мне в глаз латунный отблеск совдеповских часов.

— А вот трудовой народ помнит всё.

Мир 13

Теплота в манерном голосе осталось в дымке ладонных свечей, а за широким профилем распрямившихся плеч, добродушный брат окончательно исчез.

Как и мягкий взгляд в тени клетчатого козырька.

— Вот скажи мне, Рой…

Чека неспешно, даже слегка небрежно, раскурил папироску и пристально вглядевшись мне в глаза, изменился до неузнаваемости. Осанка, голос, непроизвольный тик… а сейчас от них не осталось и следа. Лишь штатная улыбка и застывший лёд …

— Как ты дожил до сих пор, раз одной фуражки хватило, чтобы сбить с толку?

Триста первый изрядно польстил потёртой фуражке, но потом протянул мне пачку.

— Если спросишь, где Евгенич, то я подменил «Совесть» уже давно. Не думал, однако, что ты и не заметил перемен в друге.

Разумеется, мне было плевать на сигареты. Пальцы не шевелились, а мозг всё ещё не мог поверить. Не мог принять…

— Что же…

Чека понимающе вздохнул и вынув сигаретку, вставил её мне в зубы.

— Мне даже как-то неловко.

Он строго щёлкнул тяжёлой крышкой латунной зажигалки, но мне всё равно было тяжело вдохнуть пленительный дым. От холодка уж было позабытой синевы, зубы едва сжимали край сигареты, борясь с неконтролируемым стуком, так что горечь табака крепила только страх.

— А ведь на актёрской практике я был далеко не лучшим. Всегда имел пристрастие к допросам… особенно в застенках. Там тихо и никто не мешает…

Струсив пепел, Чека покосился на противно щебетавшую птицу за окном, а потом на мгновение растворился в сизой кутерьме, в тот же миг вернувшись с трепыхавшимся голубем в руке.

— Сначала я хотел его избить, но потом понял, что это был не ты. У вас совсем разный взгляд.

Очевидно чекист говорил про Евгенича, но ровный взгляд не отражал ни единой эмоции, пока мы с, обезумившим от страха, голубем трепыхались у него в кулаке. Впрочем, я не был уверен, кого из нас он держал за горло сильнее.

— Всё же, в допросной бывают не только мерзавцы. Главное пристально следить и вовремя подать коллеге знак.

Он не сводил с меня взгляда, но с ровным тоном в голосе, ловко провернул часы в руке на уровне пупка и вновь замер, даже не сбившись с размеренной речи, словно всё это было лишь игрой.

Отводом глаз…

— Бывают дети и пьяницы, бывают даже перепуганные мамочки, которые сами не знают, чего боятся: за здоровье ли деток или за то, что воспитали контру.

Он вновь затянулся и тонкой струйкой медленно выдул сигаретную копоть голубю в лицо. Тот слегка приутих, а вот Чека снова посмотрел на меня.

— Всё это всегда видно по глазам… стоит только задать неудобный вопрос