радостью умерла в обнимку с тем, кто был в тех снах… правда.

Она медленно вложила стрелу и оттянула тетиву.

— Это всяко лучше, чем видеть моего героя монстром… и до сих пор его любить.

Неожиданно, наконечник её стрелы замерцал позолоченной маной, а в глазах любимой окончательно угас последний огонёк.

— Из будущего ты или нет, но если тебе плевать на время, то уж лучше вернись и никогда меня не встреть… Прошу…останься лишь странным колдуном из сладких снов.

Огонь костра угас вслед за знойными глазами, а во взгляде Леры просохли слёзы.

— А теперь беги. В будущее или другие миры, да хоть в свои чёртовы сказки, но…

Любимая пустила последнюю слезу и остановилась у выхода.

— В этот раз я не промахнусь…

Лера не оборачиваясь выскользнула из палатки и скрылась в снежной кутерьме, а вслед за ней угас и мой единственный свет.

Утонул в чёрной маслянистой тьме.

Мир 15

— Ну как, милок, понравилось?

Отложив свой гадательный шарик, ярмарочная бабка примирительно улыбнулась.

— И это моё будущее…?

Я не знал почему заплакал. Не было грусти ни боли, но от ясных глаз за золотистой кутерьмой на кончике стрелы стало непостижимо больно… пускай и видел я их впервые.

— Я никому не говорил о силах…. откуда ты узнала?

Совершенно не удивившись увиденному в своих видениях, старуха лишь взяла меня за руку и пальцем нарисовала какой-то узор на вспотевшей от ужаса ладони, где уже не было чёрных капель и дымного смога.

— Вы сами себе создали повод поиграться со временем, юноша, и проиграли тому, кого назвали временным двойником.

Бабка хрипло хмыкнула и закончив рисовать, прикрыла мою ладонь своей.

— Время помнит обе ваши жизни… но цель у вас одна. Воскресить девчонку — благородный порыв, но любить она сможет только одного, а вот кого…

Старушка провела пальцем почти до предплечья и остановившись, подняла на меня глаза.

— Всё зависит от вас, юноша. Время же всё равно найдёт возможность исправить ошибки.

По спине, впервые за многие годы, пробежала будоражащая дрожь.

— Что же… раз меня ждёт такое будущее, то в пору подготовиться, не так ли?

Я не скрываясь пустил по коже сизый шлейф, но бабка снова улыбнулась и проскользив по ладони, оставила на ней золотистый мерцающий след.

— Магия — это сила тысячи миров, способная создать что угодно… даже неподвластное уму. Можно изменить будущее, а можно сыграть по расписанным ролям. Выбор за вами… Рой.

Не успел я очнуться ото сна, как комнату тотчас разразили дым и гром. Искры пестрили в глазах, словно раскалённое золото, а сквозь сладковатую взвесь показался старинный кольт.

— Таки явился…!

Бунтарь в семиклинке уверенно шагал мне навстречу сквозь туман, а боль в плече отзывалась только вдалеке за грохотом ствола.

Без остановки. Пули хлестали по тонкому слою маны, поливая пол латунным блеском стеленных гильз, а по телу растекалась лишь жгучая боль и яд загадочной маны.

— Она таки меня нашла…

От долгожданной встречи с двойником, сумевшим выйти на старую каргу с золотистой кутерьмой, я не сдержался от нервного смешка и вторя пулям, растворился в пороховом облаке.

Ну а потом вновь очнулся ото сна.

Мир стремительно чернел. Несчастное время замерло в отчаянной попытке не разорваться на куски вслед за сердцем, смотрящим в спину единственной любви, убегавшей в даль.

Словно впитывая всю ненависть и злость, палатка сочилась вязким гноем маслянистой маны, а бурые завихры сносили к чертям остатки шалаша. Концы же облизывали снег пунцово алыми огнями, пока в конец не почернели от собственной копоти.

Всё вокруг залило непроницаемой мазутой, стекшей с маски молодого пацана, а для обезображенного старика под ней, воздух наполняла лишь выжженная сухость раскалённой кутерьмы.

И тогда…

— Я тебя предупреждал…

Старый, давно знакомый голос вновь укутал уши своим глубоким баритоном, впервые с тех самых пор, как умерло всё то, что осталось в мире позади.

— Ты упустил её во второй раз и не задушил крысу!

Шею неожиданно свело с такой силой, что боль звякнула в ушах и тотчас сникла, словно утонув во лбу, за секунду поменявшемуся с затылком местами на скрученной башке.

— Зато её придушу Я!

В глаза смотрел чернеющий ужас, словно проникавший сквозь призму сна. Мерцающая чернь глазниц и рассыпь багрового пепла заполняли рот вслед за угаром повалившей копоти, а страх сковал до скрипа в задыхавшейся груди из которой, с треском рёбер, вырывалось что-то из души.

И тут снова разорвался звон отлитых пуль и грохот сладковатых капсюлей дымного пороха.

— Ты цел?

Спросил чекист, не отводя моего ствола с того места, где я только что впитывал пули и был снова вырван из сна, уже сменившего прошедший.

— Не уверен…

Честно признался я, всё ещё не понимая, предвидел ли я будущее или это всё ещё сон. Чека же, не ослабляя бдительности, пнул обмякшего на полу Молодого и только приковав его к батарее, медленно опустил мой кольт, давно забытый в ящике стола.

— По крайней мере дышишь… в отличие от него.

Прислонив палец к его сердцу, опер пустил в Молодого сизую струйку и тот тотчас встрепенулся.

— Ну привет…

Чека оттянул его воротник, на плече которого оказалась татуировка маной с цифрой.

— «Седьмой». Не думал, что сосудом всё это время был ты.

Владимирович хотел было плюнуть Чеке в лицо, но тот ловко извернулся и в том же рывке, приложился ему в челюсть локтем.

— Поспи, салага… с тобой разберёмся позже.

Словно нехотя разогнув колени, Чека встал и поправив семиклинку, угрожающе медленно взвёл курок моего кольта из старого кино.

— Сейчас есть парнишка поважнее… не так ли, Рой?

Холодные глаза показались лишь в пол оборота, прячась в тени семиклинки, но штатная улыбка прижимала к кровати даже пуще слабости в ногах.

— Так ты всё-таки…?

— Предатель?

Чека усмехнулся и вынув зубами сигаретку, протянул пачку мне.

— Закуришь…?

Я молча кивнул, а давно прожжённый до костей, пёс войны учтиво поднёс к моему рту зажигалку.

— Или ты хотел сказать, что я просто пешка в руках Смерти?

Ехидно фыркнув от моего красноречивого молчания, Чека, не спеша упёр кольт мне в лоб.

— Благодарю за заботу, Рой, но поверь, моя нежная психика выдержит, так что начинай говорить.

Глаза поднять было удивительно больно, а после сто первого, онемевшее сердце уже не первый час стонало в отрешённом оцепенении, словно под ударной дозой новокаина.

— Если это ради твоего мира, то я бы поступил так же.

В груди щемила лишь далёкая глухая боль,