бюро, но с новой тактикой от сизой кутерьмы.

— Тело Альфреда не нашли, но по протоколу он точно не мог выжить. Это я тебе гарантирую.

— Уверен?

Чека посмотрел на меня с таким выражением лица, что мне сразу перехотелось спрашивать откуда черпается его уверенность.

— А ещё базы нет на троих из нас. На меня ты ничего и не найдёшь, но вот то, что я не заметил имени заверителя под подписью о приёме Альфреда на работу очень настораживает. Кто посоветовал тебе нанять старика?

Вот тут мне стало по-настоящему страшно.

— Совесть…

Чека скептически прищурился, задумчиво сверив что-то в голове, но потом откинулся на стуле.

— Тогда понятно. На него тоже нет сводок. Ни у вас, ни в его мире. Нет даже военного билета или фото на выходе с метро. Такое бывает, но…

Мне решительно не хотелось этого слышать. Не хотелось и всё, однако Чека ободряюще хлопнул меня по плечу и словно вывел из транса, поглотившего меня ещё в предсмертной агонии Альфы.

— Не знаю почему, но магия зациклена на нас, Рой. Даже я с лёгкостью научился паре трюков, но с такой силой, как у тебя, ты сможешь ворваться в мысли любого из нас. Стоит только взять за руку, но будь осторожен. Любая психика имеет свой «Вымпел» на случай, если надо подстричь контру. И не спрашивай снова, откуда я это узнал. Поверь, что просто прочитал.

Подавленность уже не давила, а выжимала последние соки, заставив даже ману покрыться ржавым налётом на сизых всполохах из глаз.

— Ты не должен доверять и мне, но я буду знать о твоей попытке проникнуть в мою память, так что не выйдет проверить, но вот с остальными…

Он в последний раз затянулся и раздавил последнюю сигарету из пачки.

— Не знаю, как для остальных, но магия очень удобная и интуитивная штука. Особенно тем, что в неё, как и в родину или собственные силы нужно просто верить.

Товарищ хлопнул по столу и уверенно поднялся со стула, ловко накинув неприметную плащовку.

— И не бойся за Совесть, янки. Не думал, что когда ни будь скажу это, но… брат остаётся братом. Даже если он продажная контра… а родина должна в них верить до самого конца. Кто, если не она?

Уже собираясь щёлкнуть, Чека вновь обернулся и штатно улыбнувшись, козырнул мне семиклинкой.

— Ну а здесь моя работа окончена.

Мир 14

В глазах, словно пронеслась вся жизнь…

Пролетела так быстро, что с них, как всегда спала пелена и я очнулся ото сна, тотчас позабыв всё то, что проносилось. Вот только мне так и не удалось вспомнить, когда уснул…

А может кто-то просто ворваться в мою голову и подчистил в ней излишки?

— Что-то случилось, начальник?

Так и не решив сколько пробыл без сознания, я открыл глаза на голос. Рядом сидел встревоженный Молодой, сжимая мою руку и взволнованно приподымая брови.

— Может вам всё ещё не хорошо? Если что, то лучше скажите. Сделаю, что смогу.

По его щеке текла кровь, а он, словно нарочно не замечая, лишь рефлекторно морщился от наспех заклеенных ран.

— А сам-то!

Я притянул его на кровать и схватил за запястье, позабыв о всяких мелочах, вроде глупой головы, пока на глазах едва не наворачивались слёзы, стоило вспомнить о братьях, которых уже не увижу.

— Не смей себя не беречь… приказываю… как… старший…

На глазах таки проступила предательская влага, а голос задрожал.

— У меня… мало осталось…

Я хотел сказать, что потерял слишком много верных парней, но Молодой как-то неуверенно, словно с болью отстранился, когда я стал вливать в него остатки своей целебной сизой кутерьмы.

— Не нужно…

Я придержал его руку, но он с силой вырвал кисть и стиснул предплечье, на котором был старый, подозрительно знакомый шрам.

— У вас и так нет маны, Рой. Я переживу и…

В голове что-то обожгло. Словно окатили мозг кипящим маслом испорченного ужина из видений. В груди всё сжалось от ужаса, но…

— А я разве говорил, что у меня не осталось маны?

Молодой помрачнел и убрав очки в кармашек, спокойно накинул на плечи чёрную рубашку.

— Нет…

Рубашку, прям как у меня…

И только тогда я посмотрел в зеркало.

— Послушай, Молодой…

Только тогда заметил, как наложенные мне швы точь-в-точь совпадали с его.

— Подай… воды… и…

Парнишка слегка помедлил, но застегнув последнюю пуговку, протянул мне стакан.

— Что-то ещё?

— И прости…

Я что было мочи схватил его за руку и из последних сил раздул искру моей сизой кутерьмы.

Тут-то в глазах и поплыло. Мир медленно растаял, словно на свежую гуашь назло пролили кипятка. Лицо молодого разошлось по холсту жирными мазками и вместе со всем вокруг, медленно стекло куда-то вниз, словно смыв граффити с бетонной стены в заброшенной высотке.

— Опять…

Мне впервые удалось собрать мысли хоть в какое-то подобие шеренг и медленно, как во сне, проворачивать их на языке. Фракталы покрывали всё вокруг, искажая тусклый, не весь откуда исходящий, свет и даже прилипали к коже.

На руках то и дело оставались маленькие ссадины от жгучей боли, но большой фрактал, словно манил к себе, тихим шёпотом приманивая эшелон из мысли. Манил и направлял тонкой струйкой утекающей сизой кутерьмы, но…

Едва мне удалось разглядеть малюсенький фрагмент, куда рвалась сизая нить, как в спину со всей силы вонзилась обжигающая струя.

— Тебе не сбить меня с пути!

В тот же миг бурая струя смела тонкий эшелон и словно открыв тягу в печь, втянула меня в бурое обжигающее пламя рыжей кутерьмы.

По телу пробежала дрожь, и я очнулся ото сна.

Испепелённый явлением бога, город оказался позади. Не смотря на попрание фундамента, щелчок всё так же переносил в желанные миры, раскатав под мою волю пока что только время, оставив вселенной бескрайнее пространство, а с ним и шансы на борьбу…

В лицо ударил ледяной ветер с преступно позабытым ароматом снега и весеннего льда.

— Я обязательно тебя спасу… только дождись.

Уже заготовив частичку собственной души, я мчался на всех парах, чтобы успеть. Хоть до чёрного дня было ещё с десяток лет, но снег подбадривал сердце неистовой стужей в замерзающих пятках, уже начавших терять ману, так что я обязан был успеть.

— Колдун!

Завидев бурые разводы, несущиеся к ним, из валежника, укутанного снегом, в панике выбежал чумазый мальчишка, а за ним с воплями посыпала целая ясельная группа.

— Колдун…?

За детьми показался и рослый мужик, подпоясанный собственной бородой