– Расскажи мне про Льеж, – попросила я подругу, стараясь не смотреть на трепетавшие за бортом стяги.

Через час дирижабль мягко коснулся каменного пирса. Я мысленно вознесла молитву Девам Заступницам. Рулевой отдал сигнал о прибытии, засуетились стюарды, подали сходни.

Отец рассказывал, что на заре эры воздухоплавания, еще при деде нынешнего князя-затворника, первые дирижабли прибывали к швартовочным мачтам, и после остановки пассажиры еще час ожидали, пока корзину опустят на твердую землю. Потом к мачтам стали пристраивать площадки, так похожие на смотровые, и лестницы. Оставалось только благодарить Дев за то, что я родилась в век прогресса. В век, когда летающие корабли прибывали к высоким каменным пирсам, в век, когда опорные лапы обхватывали корпус пассажирской корзины, не давая ей даже качнуться, а услужливые стюарды перекидывали трап и подавали леди руку, помогая сойти на твердую землю.

Я кивком поблагодарила мужчину в форме, расправила юбку и огляделась. Воздушный вокзал Льежа превосходил гавань Академикума в разы. Больше пирсов, людей, грузов, механических лап, дирижаблей.

На соседней прощадке готовился к отбытию гигантский «Носорог» класса «А» с витиеватой цифрой «один» на шаре, оснащенный новейшими стабилизаторами, запасными баллонами с газом и даже спасательными шлюпками. Так, во всяком случае, уверял Первый транспортный альянс Аэры – именно ему принадлежал «Носорог». А сам альянс – первому советнику князя.

Иногда путешествия занимали куда больше пары часов, а то и вовсе затягивались на несколько дней и проходили с остановками и дозаправками. В «Носорогах» были предусмотрены элементарные удобства в третьем классе, узкие каюты во втором и апартаменты в первом. Я летала на таком дирижабле один раз, но плохо помню: большую часть дня меня мутило, в основном от страха, даже матушка перепугалась, и в Кленовый Сад из столицы мы возвращались поездом.

Чуть дальше под громкую ругань рабочих механическая лапа тянула высокий, опечатанный сургучом ящик в гондолу класса «В». Ни кают, ни гостиных, только площадки для грузов. Три пресекающихся круга на шаре говорили о принадлежности судна к «Пути Лантье», третьей транспортной компании Аэры, идущей сразу за «Миэр компании».

Я запомнила, потому что именно она доставляла покупателям руду Астеров.

Стоящий за спиной дирижабль Миэров, прозванный за свою неторопливость и широкую корзину «Черепахой», печально вздохнул, когда капитан стравил лишний пар. Комбинированное судно класса «Б» – таких, совмещающих транспортировку грузов средних размеров и перевозку ограниченного количества пассажиров, с каждым днем становилось больше.

Двое детей жизнерадостно помахали нам из окна «Носорога», для них полет был приключением. Отдали швартовы, люди загомонили, кто-то хлопал в ладоши, кто-то кричал, кто-то прощался…

– Идем, Иви, – позвала подруга и потянула меня к широкой, похожей на улицу лестнице. Ступеньки шириной в несколько футов напоминали террасы. Отсюда открывался головокружительный вид на центральные улицы.

Льеж с высоты и Льеж внизу – две большие разницы. С высоты город больше походил на тронутый болезнью резной древесный лист с дворцом советника в центре, расходящимися от него лучами улиц, острыми, приземистыми, изъеденными коростой окраинами и протыкающими небо трубами мастерских и литейных цехов. Зимнее море вгрызалось в порт с северной стороны, словно голодный хищник в каменную жертву, каждый год «откусывало» часть земли, из-за чего набережная напоминала ломаную линию, была наспех собрана из булыжников и залита раствором. Холодные воды зачастую беспощадны даже к камню.

Большинство пассажиров направилось к трем паровым платформам, беспрестанно опускавшим и поднимавшим людей с воздушной гавани в город и обратно. Платформы равномерно пофыркивали дверями, принимая и выпуская людей. В морозном воздухе клубился пар. Так добираться гораздо быстрее, но я была благодарна подруге, которая предпочла неторопливый спуск по ступенькам-террасам Воздушной улицы, плавно переходящей в Первую Цветочную, названную так из-за обилия лавок с лилиями, розами, ирисами, которые торговали цветами даже зимой.

Нас обогнал мужчина в зеленом пальто, словно извиняясь, обернулся и приложил пальцы к котелку. Я услышала далекий перезвон пузатого алого трамвая, отправляющегося от платформы по блестящим, расчищенным от снега рельсам. Двое мальчишек с хохотом привязали сзади санки и теперь катались, повизгивая от восторга.

Льеж очень разный, очень стремительный город. На его улицах соседствуют кареты и пышущие паром трамваи, возки с хворостом и кованые самоходные сани. Он пахнет углем, сдобой, иногда нечистотами, иногда цветами. Он состоит из широких проспектов и темных переулков, о которых ходит столько слухов. Кто-то слышал ругань, кто-то смех. Для нас Льеж начался с заботливо открытой двери лакированного экипажа и учтивого поклона кучера.

– Как же я рада, что ты со мной, – высказалась Гэли и затянула меня в теплое нутро кареты. – Быть здесь одной – совсем не то.

Город гудел от слухов, предположений, готовящихся праздников и трескучих морозов, которые каждый год сковывают улицы на Танец Дев, звенел от криков уличных зазывал и мелодичной переклички колокольчиков торговых лавок.

Гэли забраковала две из них, чтобы часа на четыре застрять в третьей и, забыв обо всем, перебирать ткани и рассматривать рисунки с моделями.

– Есть шелк из Лемузьена? Батист из Орингии? Сукно? Шерсть?

Высокая девушка в белом чепце разматывала рулон за рулоном. Помощница швеи кружила вокруг подруги с измерительной лентой.

– Кружева, леди Астер?

– Ленты, мисс Миэр?

Гэли хмурилась, касалась ткани и кивком давала согласие на тот или иной отрез.

– А вы знаете, что толстая Софи, дочь Киши – ювелира, излечилась от коросты? – спросила дородная швея, предлагая мне подняться на постамент. Ее черные вьющиеся волосы выбивались из-под кружевного чепца.

Посмотрев со значением, подруга закатила глаза и тут же нахмурилась, увидев на моей талии пояс с ингредиентами. Я молчаливо пожала плечами, это не запрещалось, просто считалось дурным тоном. Ну скажите, какая опасность может поджидать леди на безопасных улицах благопристойного Льежа?

– Точно-точно, – подтвердила высокая девушка, отложив очередной рулон. – Говорят, пятого дня пошла на рынок и того… – Она качнула головой.

– Чего «того»? – тонким голосом спросила молоденькая вышивальщица, совсем еще девочка с тонкими пальчиками.

– По голове шваркнули да серебряный медальон Дев срезали, – пояснила та, что занималась Гэли – зажимая в руках булавки, обворачивала вокруг подруги отрез зеленой ткани.

– Хорошо хоть не голову, – буркнула главная швея, жестом прося меня развернуться. – Хотя шею все-таки поранили.

– И что дальше? – почти шепотом спросила девочка.

– И ничего, – фыркнула высокая, отодвигая непригодившиеся ткани. – Когда очнулась в канаве возле селедочной лавки, ни одного следа коросты не осталось. Киши не сразу поверил, к целителям в Дом благоволения Дев дочь потащил.