— Милая, это все какое-то недоразумение… Ты злишься по пустякам…

— Это не пустяки!

Лифт остановился на полпути, створки раздвинулись, и несколько человек из персонала корпорации попытались войти.

— Простите, но мы сейчас никуда не едем…

Стюарт нажал кнопку «Подвал», а затем повернул аварийную рукоятку в положение «Выключено».

— А теперь давай поговорим разумно, а? И «Лэмпхаузу», и «Маккензи» будет лучше, если они поместятся под одной крышей — под этой! Для начала это будет гораздо экономнее. Ваш старый дом, тесный, мрачный и неудобный, он почти готов рухнуть. Я тебе говорил, что «Лэмпхауз» сохранит свое лицо и свой персонал — так и будет! Для него отводятся полностью четвертый и пятый этажи, двенадцать тысяч квадратных метров эффективной рабочей площади!

— Подавись ты своими метрами, Стюарт Маккензи! Мы никуда не поедем, старое здание — это дом родной для меня и моего персонала!

— Ты еще не назначена директором «Лэмпхауза», Оливия! Пока Совет директоров корпорации не одобрит мои указания и адвокаты «Лэмпхауза» и наши все не подпишут.

— Ага, так теперь начинается шантаж? Ты не руководитель, а грабитель! Тебе бы только пользоваться «Лэмпхаузом»!

Он в отчаянии рванул на себе волосы.

— Ты за ланчем сегодня не выпила?

— Что ты имеешь в виду? — осведомилась она.

— То, что сказал…

— Нет, не выпила! Единственный раз я упилась, когда ты меня заставил!

— Я заставил? Как?

— Ты хотел переспать со мной, не так ли?

— Да — но ведь не сейчас! Не тогда, когда ты ведешь себя как капризный ребенок, а не разумная женщина!

— Ах, так я — капризный ребенок? — Она попыталась включить лифт, но он перехватил ее руку.

— Почему мы так ссоримся? Прошу тебя, Оливия, не надо! Я ведь люблю тебя! Оставайтесь в своем дряхлом здании, мне все равно… Я только хочу сохранить тебя, вот и все… — Прежде чем она сообразила, что происходит, он снова надел ей на палец кольцо. — А теперь пойдем ко мне в кабинет и поговорим обо всем разумно. Агент Ратленд грозит расторгнуть контракт через суд. Не хватало мне еще, чтобы ты поступила так же!

Слегка успокоившись, Оливия тихо спросила:

— А как… я имею в виду, с чего бы это Ратленд расторгать контракт с «Маккензи»?

— Понятия не имею! Это не по моему отделу…

Он крепко обнял ее и жадно поцеловал, а затем повернул аварийную ручку, и они поехали корректировать шестьдесят первую страницу контракта «Лэмпхауз» — «Маккензи». Но это никак не удавалось, потому что у Стюарта было другое на уме — он пытался соблазнить ее тут же, на своем роскошном диване.

— Да перестань ты, работать надо!.. — Она пыталась оттолкнуть его, но в конце концов ослабела от смеха. Он немилосердно щекотал ее, запуская руки за пазуху, а она старалась сохранить самообладание и застегнутую на все пуговицы блузку в предвидении неожиданного визита его отца.

— Почему ты такая недотрога, ведь мы все равно поженимся? — спросил он.

— На случай, если я передумаю до той поры, пока будет составлен брачный контракт к моему полному удовлетворению, мистер Маккензи!

Тут, к счастью, заработал факс, выпуская из себя листок бумаги.

— Ладно, — сказал он и, освободив ее, пригладил растрепанные волосы и поправил галстук. — Катись отсюда, мисс Котсволд! Продолжим эту встречу попозже, в «Марианне»! — И проводил ее до лифта.

По дороге обратно, на Патерностер-роу, Оливия заняла место отца на заднем сиденье «даймлера» и уставилась в затылок Эрнста.

Ей было стыдно за устроенную сцену. Он ведь никогда не обещал ей, что «Лэмпхауз» не будет переведен из своего нынешнего, давно занимаемого помещения. Оно действительно было старым, ветхим и неэффективным. Умиление и ностальгия — вот что привязывало ее к этому зданию, которое, в конце концов, было всего лишь старой грудой кирпича.

Так почему бы не устроить демократический референдум, не спросить персонал — предпочитает ли он остаться или переехать в новое, современное, светлое здание филиала корпорации «Маккензи» в Фаррингдоне, где отводится двенадцать тысяч метров? Бэрди просто будет непонятно, куда деваться на этой Трафальгарской площади!

Кольцо снова было у нее на пальце, лицо пылало от счастливых и приятных мыслей о красивом и сексуальном, богатом и романтичном возлюбленном, который вскоре станет ее мужем. Что еще нужно для счастья девушке? Оливия завизировала страницу шестьдесят один у себя на коленях. Если персонал «Лэмпхауза» проголосует за переезд в новую контору, так и будет.

Оливия вряд ли слышала, что сказал Стюарт, ее голова была занята другим. Крепко сжав пальцами хрупкую ножку бокала с шампанским, она думала о том, что тоскует по прежней простой жизни с чашечкой кофе и ломтиком тоста по утрам или липковатой лапшой, приготовленной в микроволновке после работы.

Нынешняя роскошь сказывалась на ней и на ее талии. Обильные «рабочие» завтраки с булочками, рожками, копченой лососиной и омлетами, полновесные полуденные ланчи, изысканные обеды из четырех блюд и шампанское, шампанское днем и вечером — нет, для нее это слишком.

Винни посмеялась бы над ней — кто-нибудь слышал, чтобы некто устал от образа жизни миллионера?! А как насчет самого мужчины? От него ты тоже устала? Ну, ты даешь, Оливия! — сказала бы Винни.

— Ты чем-то обеспокоена? — спросил Стюарт, крепко взяв ее за руку.

Они сидели перед пылающим дровяным камином в Кумберлэндском сельском клубе, членом которого он стал. Атмосфера здесь была мягкая, обольстительная, исключительно элегантная. И очень дорогая — бутылка шампанского стоила почти семьдесят пять фунтов. Тихое местечко у огня, зарешеченные окна и деревенские ситцы на мягкой мебели придавали клубу впечатление уютного дома — дома Гарольда и Мэгги, не ее!

Подавив паническое чувство, Оливия уставилась на пляшущие языки пламени в очаге и сосредоточилась на мыслях о «Лэмпхаузе» и его выживании. Не продает ли она вместе со своей душой остаток старой фирмы, позволяя соблазнять себя красивому американцу, для которого ни деньги, ни люди не играют роли?

Корпорация «Маккензи» официально предложила ей работу в качестве члена Совета директоров. Это напоминало приглашение на роскошный банкет, где ей, бедной нищенке, дозволялось собирать крошки со стола. Да и вообще, хочу ли я работать среди птиц столь высокого полета? — спросила себя Оливия. Не в пример Легран, она не кончала университета ни по классической, ни по современной литературе, все, что у нее было, — это диплом Лозаннской школы. Единственная причина, по которой ей предложили директорскую должность, — это то, что она была Оливией Пенелопой Котсволд, и ее отец смог ради нее использовать свои связи. А она могла предложить взамен только «внутреннее чутье» на распознавание литературного таланта — в ком-то другом, конечно.