— Извини, я не хотела тебя серьезно задеть своей британско-американской тирадой!

— Ну, сейчас-то я серьезен. Никогда не ставь на второсортное, милая.

— Я и не намерена так поступать; «Лэмпхауз» — это лучшее в бизнесе.

— Я имею в виду себя.

— Ты — второсортный? — поразилась она. — Что-то ты вдруг стал таким кротким и смиренным, дорогой?

— Не смейся, я серьезно. У наших отцов, должно быть, есть нечто общее — способность требовать от потомства, чтобы оно росло по их образу и подобию. Возможно, слово «шантаж» было бы вернее. Мой отец считает, что я — слабак, а твой — что дочь никогда не выполнит работу так же хорошо, как сын. Давай совместно разубедим их!

— Откуда ты знаешь, что у меня на уме?

— Думаю, мы оба настроены на одну волну — я хорошо разбираюсь в характерах.

Его голубые глаза уже не сверкали, и она поняла, что он говорит очень серьезно.

— Сначала сама поверь в себя, Оливия, а потом и остальные поверят — и шансы вырастут. Мы боремся за одно и то же, мы здесь, чтобы выжить.

Поразительно, как много у них общего, подумала Оливия и приняла руку, предложенную другом и возлюбленным. Они пошли по мокрым лужайкам в Кумберленд — место сбора богачей и знаменитостей, людей, которым не надо было ничего доказывать — разве что по собственному желанию.

Что там ни говори, а дети динамичных родителей — тем более богатых и известных — трудные дети! Им надо блестяще играть свою роль, стоять на своем и доказывать то, что для любого другого, не рожденного под флагом непотизма [10], может быть и неверно.

— Я полагаюсь на тебя — ты вытащишь «Лэмпхауз», да и «Маккензи» тоже, Оливия!

— Ладно, я принимаю вызов. — Оливия глубоко вздохнула. — Пойдем обратно и скажем им, что я хочу и могу.

— Правда?

— Да, правда.

— Не так быстро… А когда же ты выйдешь за меня? — уныло добавил он.

— Я думала, что уже сделала это, приняв директорство в «Лэмпхаузе» под знаменем «Маккензи»!

Он остановился как вкопанный. Взглянул на темное небо, затем его глаза снова заблестели и он завертел ее, так что у нее закружилась голова под мокрым зонтиком.

— Что ты делаешь, Стюарт?

— Хочу убедиться, что со мной женщина, а не карусель — ты как-то странно мыслишь, Оливия Котсволд! — Он бросил зонтик наземь и надолго заключил ее в объятия среди туманных кустов с еще не распустившими почками. — Ты меня осчастливила — обещай, что не передумаешь!

— Обещаю! — Она поцеловала его в сладкоречивые губы и подобрала зонтик.

У Стюарта в характере были сентиментальные черты, которых она не распознала с первой встречи, да и со второй тоже. Возможно, к этому имели отношение его американский отец и канадская мать, оба с кельтскими предками. Его облик не был твердокаменным, как положено Хозяину. Вероятно, такой облик имели Маккензи-старший и покойный брат. В общем, младший из этого трио был совсем не плох.

Оливия давно подозревала, что романтические романистки кое-что перевирают. Высокие, красивые и богатые герои, несомненно, в большом дефиците, тут романистки правы. Но они отнюдь не всегда шовинистические свиньи, подлые волокиты и бездельники. Иногда они просто честные, искренние и трудолюбивые парни!

— Так ты выйдешь за меня? — снова спросил Стюарт, крепко обнимая ее за плечи, когда они остановились перед входом в клуб.

— О да… — отвечала она как во сне.

— Когда?

— Когда захочешь… В июле.

— Почему в июле, а не сейчас же?

— Сейчас я слишком занята. «Лэмпхауз» должен встать на ноги, прежде чем уйдет его новый директор. Но помни, никаких штучек. Я не вынесу суматоху и бессмысленность дорогого бракосочетания!

— Как захочешь, Оливия!

Одно было ясно: она, Оливия Пенелопа Котсволд, осчастливила свою мать, когда решила узаконить бурные и скоротечные отношения со Стюартом Лайоном Маккензи, выйдя за него замуж на открытом воздухе среди пышной растительности Антибских островов.

— Я, Оливия Пенелопа, беру тебя, Стюарта Лайона, в законные мужья и обязуюсь, невзирая ни на что, любить, уважать, утешать и быть тебе верной женой, пока смерть не разлучит нас…

Вот это обязательство на всю жизнь! И надо дать в этом обет перед Богом и всей собравшейся компанией!

Бракосочетание, как она и хотела, состоялось в июле. Бэрди и Данкерс доставили на частном самолете, как пару редких медвежат-панд из Лондонского зоопарка.

— Мне еще никогда в жизни не было так тесно, Оливия! — пожаловалась Бэрди, выбираясь из маленькой «Сессны» в Каннах, куда Оливия приехала встретить их на новом отцовском «ситроене». Она одновременно пыталась разгладить помятые перышки Бэрди и отыскать куда-то запропастившийся в последнюю минуту паспорт Данкерса.

Винни Легран прибыла из Торонто, чтобы сыграть роль подружки невесты — странно, что это ее заинтересовало, подумала Оливия.

Леди Котсволд в присущей ей немного шутовской, но терпимой манере — прости ее, Господь, подумала Оливия — затеяла долгое объяснение на тему «почему голубое, Оливия? Девственницы всегда выходят в белом».

— Не тот случай, ма.

— Ты хочешь сказать, что вы со Стюартом тоже жили в грехе, да?

Мэгги выглядела потрясенной, а «тоже» относилось к Винни.

— При всем уважении к тебе, ма, Стюарт и мои постельные дела никого не касаются. Я уже совершеннолетняя. Однако черные сатиновые простыни и общая электрическая зубная щетка — это не моя декорация. Возможно, для вас с отцом будет сюрпризом, что Стюарт тоже достаточно старомодный джентльмен и уважает мое мнение насчет добрачных связей. Просто голубое мне больше идет. И — пожалуйста! — никаких маленьких «подружек» или долгих речей.

Офранцузившаяся на своей вилле недалеко от Лазурного берега, Мэгги обиженно надула губы.

— Вот уж действительно странная свадьба! Невесту всегда сопровождают маленькие девочки!

— Не в этот раз. Они еще, не дай Бог, свалятся за борт, а я не могу только и глядеть, что делается вокруг яхты, да и Винни тоже. Это дело — для взрослых, с минимумом шума и суеты, запомни, ма! Мы со Стюартом так хотим.

— Надеюсь, вы со Стюартом собираетесь хотя бы обменяться обручальными кольцами в знак взаимной верности, дорогая? — только и спросила леди Котсволд.

Винни, обуреваемая собственными страстями, была одета в черное и белое — белая пуританская шаль обернута вокруг черных бархатных плеч. Выглядело это, как обычно, похоже на картины прерафаэлитов.

«Дружок» Стюарта был его лучшим другом в фирме, юристом компании, звали его Эштон Доур Кливер. Оливия впервые увидела его в беседке под бугенвиллеями у Антибского «Отеля-де-Виль», где они со Стюартом обменялись брачными обетами и кольцами. Эштон Доур Кливер был почти так же красив, как сам новобрачный. Оливия заметила, что Винни мысленно раздела бойкого американского юриста и при первой возможности вручила ему свой букет.