же материальная ценность трофеев, конечно, имела значение, но блеск «солнечного» металла не шёл в сравнение с игрой кровавых камней, схожих прозрачностью с божественной росой адамитов, синих, как зимнее ясное небо, сапферосов, одного цвета с весенней степью зоморродами… Золото отливало смертью, камни таили в себе жизнь. Чекур мог долгое время перебирать их, разглядывать на свет, просто держать в руках, замирая в одной позе с закрытыми глазами, словно прислушиваясь к чему-то.

«Что за неразумные эти латиняне, – думал вождь, оглядывая крепкие высокие стены домов. – Если уж решились дать бой, то надо было делать это, используя для защиты стены зданий. В теснине улиц конница – уязвимая мишень для лучников. Любой, не обладающий мощью и сноровкой, мог бы погубить сильного воина, сбросив на него сверху камень. Продержались бы дольше и жизни свои отдали бы дороже. Берегли город от разрушения? Но для чего, для кого? Всё равно после гуннов здесь останется каменная пустошь: жилища разграбят, здания разрушат и предадут огню».

Заметив в стороне от дороги небольшое палаццо, Чекур прервал свои размышления, натянул правой рукой поводья и направил коня в его сторону.

Палаццо стояло чуть обособленно, как бы выпадая из ряда улиц, и, казалось, утопало в зелени: апельсиновые деревья соседствовали с грушами, яблонями, оливами, и всё это обрамлялось чередой фиговых насаждений. Двухэтажные жилые строения из серого камня окружали внутренний двор с входом в виде широкой арки. Двор украшала ротонда. В центре её на постаменте, к которому вело несколько широких ступеней, виднелась статуя полуобнажённой женщины из белого мрамора. Поначалу Чекур не обратил на неё особого внимания. Им полностью завладело палаццо. Здесь он решил расположить свою ставку. Он с дружиной разместится в помещениях второго этажа, а воины, которым не хватит места на первом, разобьют шатры в саду. К тому же дрова для костров, чтобы готовить пищу, будут под рукой. Сырое дерево горит, конечно, не ахти как, но на жар и оно пойдёт.

В палаццо уже хозяйничал небольшой отряд, видимо, только недавно ворвавшийся сюда. Это были аварцы из авангарда Аттилы. Они передвигались суетливо, впопыхах, стараясь первыми ухватить самое ценное. На невысоком крыльце на коленях стояли несколько обитателей дворца. Своей участи ожидали мужчина средних лет в тёмной тунике, с руками, связанными за спиной, старуха с покрытой тканью головой и молодая, с отрешённым от ужаса взглядом женщина, чьи запястья были стянуты спереди кожаным ремнём. Разорванная светлая туника спала с плеч, обнажив полные белые груди. К женщине льнул кудрявый белокурый мальчонка лет трёх.

Чекур кивком головы велел дружинникам двигаться следом, направился во двор. Переговоры с отрядом были недолги. Поняв, что имеют дело с воинами самого Молочного горна, они сочли разумным отступить.

Чекур решил пройтись по палаццо и поточнее определить, где и как разместятся его воины. Уже на подходе к ротонде, когда формы статуи стали просматриваться сквозь колонны, необычайное волнение стало овладевать им. Ему вспомнилось, что нечто подобное происходило с ним, когда он шёл к жилищу одной из любовниц отца – Крамаре, чтобы стать мужчиной. Родитель сделал подарок сыну, когда в его жизнь вошла осень, заканчивающая счёт третьей руки. За луну до этого он заметил, как сын морщится, когда натягивает тетиву, и то и дело пытается поправить рукой одежду на груди. Савал остановил сына, когда они вдвоём возвращались с озера после охоты на уток. Не слезая с седла и не говоря ни слова, отец распахнул кожаную куртку на юноше и дотронулся до груди ладонью. Чекур скривился, хотел было дёрнуться, но сдержался.

В последние дни набухшие и потвердевшие соски при каждом соприкосновении с одеждой нестерпимо болели, так, словно с них содрали кожу. Не сказать, что это испугало юношу, но озадачило происходящее с ним. Ни к матери, ни к бабке-шаманке обращаться за разъяснениями по непонятным для себя причинам он не стал. И вот отец сам догадался о причинах тревог. Значит, несмотря на свою постоянную занятость и внешнее равнодушие к происходящему с наследником, был чуток ко всему.

– Через это прошли все мужчины, – успокоил с улыбкой отец и добавил, перейдя на глубокий грудной хохот: – Скоро тебе следует познать женщину.

Савал сдержал слово. Как-то вечером он направил сына к жилищу Крамары – мужа молодой женщины заломал подранок-медведь, и та теперь иногда делила ложе с вождём. Конечно, Крамара была предупреждена о визите и даже польщена тем, что ей выпала честь сделать мужчиной Чекура. Он волновался сильнее, чем перед первой самостоятельной охотой.

Конечно, Чекур был наслышан о соитии и в общих чертах представлял, что надо делать. Но в тот момент все эти знания казались ему бесполезными. Чем ближе становилось жилище Крамары, тем больше эти тревоги уступали место томлению, всё глубже проникающему в низ живота. Когда он переступал порог, оно уже полностью владело им: лишило натренированное тело силы и реакции, из мышц ушла привычная упругость, а виски словно стискивали чьи-то мягкие тёплые ладони…

Крамара сидела за столом перед бронзовым зеркалом, рядом с которым горел масляный светильник, и расплетала на груди косу. Женщина не обернулась на скрип двери, лишь замерла на мгновение и подалась плечами чуть вперёд, как пламя светильника от сквозняка, но потом вернулась к своему занятию. Чекур не знал, как себя вести. Подойдя к столу, он положил руки на женские плечи, подавшиеся навстречу ладоням, и стал легко перебирать пальцами, словно проверял на качество соболиный мех, привозимый на обмен северными таёжными племенами. Распустив волосы, Крамара откинулась назад – её чёрная грива взмыла, как птичье крыло, и разметалась по спине.

Наконец их взгляды встретились в отражении отполированной бронзы. Не отводя глаз, юноша взял лежавший на столе костяной гребень, инкрустированный серебром, и стал расчёсывать густые волосы, пахнувшие сосновой смолой. Он погружал в них зубья гребня у макушки и вёл их вниз. Постепенно в эти движения проник ритм, которому женщина стала подаваться своим телом. Двигались оба всё ритмичней. И когда рука Чекура стала так резко уходить вниз, словно он готов был вырвать волосы, Крамара встала на ноги и прижалась к Чекуру всем своим горячим телом.

От этой близости голова Чекура пошла кругом, его руки и ноги стали непослушными. Эту немощь смыло прорвавшееся наружу первое семя, и на смену томлению пришла не менее обезоруживающая нега. Захотелось тут же забыться, уснуть, чтобы набраться сил, однако Крамара ласково, но настойчиво выпроводила гостя…

По мере приближения к ротонде вождя угров