2 сентября под Седаном капитулировала более чем восьмидесятитысячная армия французов. Через два дня после этого в Париже произошла революция. Депутаты провозгласили Третью республику и организовали правительство национальной обороны. Портфель министра народного просвещения в нём получил Жюль Симон, ставший позже основателем Ордена Божественной Длани. И я очень прошу вас запомнить это имя.

Новая власть была не прочь заключить мир с пруссаками, но Бисмарк взамен потребовал уступки Эльзаса и немецкой части Лотарингии. На что получил ответ: «Ни одной пяди нашей земли, ни одного камня наших крепостей».

19 сентября, ровно через два месяца после объявления войны, прусские войска окружили столицу Франции. Город, который обороняло более трети миллиона штыков, штурмовать не решились. Пруссаки решили взять его измором.

Запасы продовольствия в осаждённом Париже иссякли к середине зимы. Со столичных улиц исчезли собаки и кошки, жители французской столицы стали охотиться даже на крыс. Оголодавшие парижане не пожалели и обитателей городского зоопарка вместе с парой слонов. На дрова были спилены практически все деревья.

Начиная с 5 и до 22 января – даты окончательной капитуляции Парижа – по городу вёлся беспрестанный огонь из тяжёлых орудий. За те три дня погибло порядка сорока семи тысяч парижан, много зданий превратилось в руины.

– Лувр, насколько известно, не особо пострадал, – наконец-то решился я вставить слово и приблизить Льва Николаевича к сути повествования.

– Это так. Что, впрочем, уже не имело значения. Во всяком случае, для Венеры Милосской. К тому времени её надёжно укрыли – замуровали в подвале недостроенного госпиталя «Отель-Дьё».

Когда к концу 1870 года стало понятно, что город придётся сдать врагу, министр народного просвещения Жюль Симон решил спрятать шедевры Лувра, чтобы они не стали военными трофеями или жертвами мародёров.

Холсты без подрамников, свёрнутые в трубочку, занимают совсем немного места. А скульптура Венеры Милосской создавала проблемы: её высота, напомню, превышала два метра. Как оборудовать для неё тайник, не привлекая внимания?

Симон решил выбрать сообщника и остановился на префекте парижской полиции Эрнесте Крессоне. Ведомство он возглавил за два месяца до описываемых событий, а до того был успешным и авторитетным адвокатом.

Их встреча состоялась 3 января 1870 года. Симон и Крессон решили обратить внимание на здания, где имелись надёжные и пригодные для тайного укрытия подвалы. По всем статьям подходил строящийся недалеко от Лувра госпиталь «Отель-Дьё»: здания как такового ещё не было, до начала войны успели построить лишь подвалы да цокольный этаж, с началом же осады работы заморозили. Где, как не в новостройке, можно замуровать тайник, не оставляя следов? Кладка-то везде относительно свежая.

На следующий день комиссар полиции встретился с городским архитектором и объяснил, что возникла острая необходимость оборудовать тайник для картотеки тайной полиции (как раз недавно газеты написали о попытке его поджога). Архитектор проглотил эту историю и подтвердил, что своды «Отель-Дье» способны выдержать попадание снарядов и уберечь от огня в случае пожаров.

Осмотрев помещение с мощными сводами, полицейский понял: лучшим местом для тайника является стенная ниша. Было необходимо просто заложить её кирпичом, после того как ящики поместят в углубление. В десять вечера следующего дня на место недостроенной больницы должны были подъехать каменщики.

Префект отправил нарочного к министру Жюлю Симону с запиской, в которой сообщил, что будет ждать министра в девять вечера у Лувра с грузовой платформой и двумя верными помощниками. Статуя к тому времени уже была разделена на две части и упакована в деревянные ящики.

В ответном письме министр утвердил предложенный полицейским план, но перенёс погрузку на полчаса – на половину девятого. И оказался прав.

В указанное время от Лувра отправилась грузовая повозка, которую тянули две булонские лошади. Рядом с возничим на козлах располагался делопроизводитель префектуры полиции Альберт Шопен. Симон и Крессон ехали следом в экипаже, которым правил сам префект.

Через час ящики уже сгружали во дворе строящегося госпиталя. Четверо мужчин спустили ящики в подвал и установили их в нишу. Возводившие в свете факелов стену каменщики так и не поняли, что именно они прятали. За молчание каждый из них получил по три фунта муки, по бутылке вина и прованского масла – целое состояние для осаждённого города.

После капитуляции Парижа прусское командование пыталось выяснить, где укрыли один из главных шедевров Лувра, но безуспешно. Не коснулся тайника и поток событий Парижской коммуны, породившей ещё одну осаду, уличные баррикадные бои и пожары. Только спустя месяц после падения Коммуны – 28 июня 1871 года – Венеру Милосскую извлекли из спасительного заточения, вернули в музей и торжественно водрузили на пустовавший полгода пьедестал.

– Хэппи энд. Наши победили! – я раза три вяло хлопнул в ладоши, после чего развёл их уже вопросительно. – А где же обещанный рассказ о зарождении Ордена? Или я что-то пропустил?

– Пока я изложил только официальную версию событий, известную во многом благодаря мемуарам самого Крессона. Но в официальной версии пропущен самый интересный сюжет – то, что произошло между девятью и половиной десятого.

– Груз попытались отбить охотники за сокровищами?

– Не совсем. Охотники за крысами. Я уже говорил, что к зиме запасы продовольствия иссякли, парижане к тому времени съели практически всех домашних животных. В меню даже самых престижных ресторанов появлялись такие блюда, как «мясной бульон (лошадь)» или «рагу (крыса)». На обитательниц подвалов и вели охоту национальные гвардейцы в свободное от несения службы время. Это была возможность и прокормиться, и заработать на бутылку-другую вина: крысиное мясо пользовалось спросом.

Когда повозка, везущая Богиню, и её сопровождающая бричка уже проехали по Новому мосту на остров Сите, по набережной Орфевр и свернули к Девятому рынку – раздался выстрел. За ним – второй! Первая пуля выбила сноп искр из-под копыт тяжеловоза, тот взмыл на дыбы. Второй, хоть и не поддался панике, но отпрянул назад. Возница здесь уже ничего не мог поделать: громоздкая повозка дала большой крен, едва не завалившись набок. Один из ящиков соскользнул с неё и рухнул – да так, что слетела крышка. На тёмные камни парижской мостовой скользнули белесые ноги Венеры, задрапированные в мраморные складки.

– Прекратить стрельбу! – заорал Крессон. – Я префект полиции Парижа!

Выстрелов больше не последовало, зато через несколько секунд из темноты раздался низкий голос: «Слушай, похоже, это и в самом деле Крессон».

Две фигуры подошли к бричке, из которой их приветствовали двумя револьверами системы Ремингтон. Увидев в свете фонаря направленные на них восьмигранные стволы сорок пятого калибра, охотники замерли: «Господин префект, не извольте беспокоиться. Мы