Рафаэль шел следом за Мелисандрой с широко раскрытыми от удивления глазами. Моррис вспомнил свою собственную реакцию в первый раз, когда высадился здесь. Одно дело была река и совсем иное — центральная часть страны. У отправляющегося вверх по течению путешественника после знакомства с дедушкой и внучкой появляется ощущение, что он по ошибке забрел в Страну чудес с рыжеволосой Алисой и Сумасшедшим Шляпником, почтенным и рассудительным. А Лас-Лусес на самом деле был первым оконцем, через которое можно увидеть истинное лицо Фагуаса.

Группа путешественников двинулась по улице в сопровождении оравы оборванных детей и носильщиков, которые тащили тюки. Макловио отделился от всех, бравируя тем, что его пригласили остановиться в доме его друга алькальда.

Из-за дождя и отсутствия мало-мальски качественного покрытия на главной дороге образовались выбоины наподобие кратеров, заполненных каменными глыбами. Какие-то старые модели джипов ЗАМ проезжали на черепашьей скорости, но излюбленным видом транспорта были повозки, запряженные лошадьми. Рафаэль видел также людей на велосипедах, а еще встречались такие, что катили впереди себя поломанные тележки из супермаркета, которые, как объяснил Моррис, были частью трофеев, прибывавших в Фагуас в мусорных контейнерах.

В домах, стоящих вдоль дороги на пути к гостинице, старые ванны служили поильней для лошадей, старые экраны компьютеров выполняли функцию окон, широкие двери из небьющегося стекла служили крышей в гостиных самых больших домов. Двери все были из алюминия: в дело шли крылья самолетов, старые кузова, даже тяжелый люк от подводной лодки.

— В этом весь Лас-Лусес, — улыбнулся Моррис.

— Гораздо логичнее использовать эти материалы, а не древесину, — сказала Мелисандра. — Это важно, ведь деревья производят кислород.

— А что придает домам такой землистый цвет? — спросил Рафаэль.

— Это кирпич-сырец — антисейсмическая смесь. Город грязи и алюминия, подумал Рафаэль. Что-то среднее между средой обитания людей и складом металлолома. Поднимаясь по улице от причала, они дошли до гостиницы «Астронавт», маленькой и оригинальной постройки. Ее крыша состояла из трех старых и огромных тарелок спутниковых антенн, превращенных в купола. Хозяин, мистер Плат, вышел навстречу гостям, спрашивая, есть ли новости от дона Хосе. Мистер Плат приехал в Фагуас много лет назад молодым и робким коллекционером бабочек. Это было в те далекие времена, когда иностранцы еще осмеливались колонизировать поселения на реке.

— Как я рад вас видеть! — повторил он, провожая путешественников внутрь гостиницы, обходя груды разнообразных предметов.

Голландки, Моррис и Эрман увлеченно беседовали, а Рафаэль с Мелисандрой отправились в комнаты. Девушка не раз приезжала в эту гостиницу, но постоянно терялась среди странного имущества мистера Плата, которое он накапливал годами, скупая его у мусорщиков или у рыбаков, некогда ловивших в Атлантическом океане лангустов. Рафаэля поразила коллекция начищенных до блеска подзорных труб, на каждой из которых висела табличка с указанием даты и места ее находки. Мелисандра подозвала его, чтобы показать свой любимый предмет — кресло-качалку, которое было устроено таким образом, что, вместо того чтобы качаться вперед-назад, оно раскачивалось из стороны в сторону, имитируя движение корабля.

Рафаэль выглянул в окно и увидел пыльные улицы, играющих детей, двух женщин, спускающихся к деревенским домам. Все, казалось, было одного цвета: одежда, лица… Пыль летала и в гостинице, придавая комнате освещение цвета сепии, как на фотографиях минувших лет.

— Жарко, — выдохнул он, вытирая рукавом пот со лба.

Мистер Плат провел гостей на второй этаж, где были заметны проведенные ремонтные работы с подкрасками.

Они расположились в трех комнатах: Мелисандра с Кристой и Верой, Рафаэль с Эрманом. Моррису досталась келья, как здесь называли маленькую комнатенку, где с большим трудом умещалась убогая кровать.

После почти четырех дней, проведенных в замкнутом пространстве лодки, Лас-Лусес казался Эрману немногим меньше Парижа. Напевая себе под нос, он заряжал аккумулятор своего коммуникатора. «Сейчас, — сказал он Рафаэлю, — нам следует отправиться в бар "Эквилибрист" и услышать из первых уст последние новости Фагуаса».

Эрман провел рукой по своим белокурым с проседью волосам, чтобы убрать со лба мешающую прядь. Он выглядел возбужденным, и было очевидно, что он очень привязан к этому городку, затерянному в сказочных тропических лесах.

— Ты готов? — спросил он, поворачиваясь к Рафаэлю. — Тебе стоит пойти со мной в бар.

Бар «Эквилибрист» назывался так в честь попугая Лоло, который напивался из стаканов завсегдатаев, а потом с опасностью для жизни раскачивался на алюминиевой балке, закрепленной под потолком. Днем Лоло распевал старинные народные мексиканские песни своим гортанным голосом довольной птицы, но ночью сразу умолкал, как только алкоголь попадал в его кровь, и принимался расхаживать по гладкой алюминиевой балке, выделывая акробатические пируэты, или свешивался с нее над головами посетителей, будто огромная оранжевая летучая мышь.

Когда Рафаэль и Эрман вошли, посетители сразу обратили на них свои взоры. Как и дон Хосе, жители Лас-Лусеса с нетерпением ждали прибытия контрабандистов.

— Когда я прихожу сюда, — сказал Эрман Рафаэлю, — у меня появляется всегда одно и то же ощущение, как, наверное, у межпланетного путешественника, прилетающего в какую-нибудь колонию на Луне. Люди жаждут знать, что произошло там, во внешнем мире, хотя они совершенно не способны воспринять эту информацию.

Сегодня была пятница, в баре толпился народ. Эрман подошел к стойке, пожимая старым знакомым руки и отвечая на приветствия.

— Идите сюда, идите сюда!!! — позвала с другого конца стойки огромных размеров женщина.

— Флорсита, как поживаешь? — сердечно приветствовал Эрман.

— Иди сюда, Эрман, и представь меня этому молодому человеку. Давно уже мои глаза не видели ничего стоящего.

Рафаэль подошел, очарованный любезностью, которую источала пышнотелая Флорсита, и пожал ее пухлую и удивительно мягкую руку.

— Вы же не коммерсант, — сказала она без обиняков.

Он улыбнулся, застигнутый врасплох, и замысловато ответил, что все зависит от того, как и с какой стороны смотреть на вещи.

— Рафаэль — писатель, — вмешался Эрман. — Журналист. Он хочет написать о Васлале… если найдет ее.

Рафаэль почувствовал огонь взглядов, окружавших его в этой затхлой атмосфере бара, пропахшего дымом, водкой и остановившимся временем. Слово «Васлала» спровоцировало коллективный вздох.

— Хесус, — приказала Флорсита бармену, — подвинь-ка стул этому мальчику.

В то же самое время все, кто сидел возле барной стойки, предложили свои стулья.

— Как здесь дела? — спросил Эрман.

— Все так же, любовь моя, все так же, — философски заметила Флорсита. — В этой стране всегда что-то происходит… Эспада по-прежнему у власти, а мы все обороняемся как можем. Если найдешь Васлалу, вернись и расскажи нам, — сказала она, поворачиваясь к Рафаэлю.