— О, какой красавчик! — ворковала Миа. — Какие синие у тебяглазки, какая белая кожа, прямо-таки, как первый снег на Широкую Землю! А какиеу тебя сосочки, чисто ягодки, а какой член и яички, гладенькие, как персики! —она огляделась. Прежде всего ее глаза прошлись по лицу Сюзанны, ставшей для Миасовершеннейшей незнакомкой, потом по остальным. — Посмотрите на моего малого.Вы, неудачники, вы, недоноски, посмотрите на мое сокровище, мою крошку, моегомальчика! — она кричала на них, требовала внимания, смеялась безумными глазамии плакала перекошенным ртом. — Смотрите, ради кого я отдала вечную жизнь!Смотрите на моего Мордреда, смотрите на него очень хорошо, потому что второготакого вам никогда не увидеть!

Тяжело дыша, она покрывала замаранное кровью личико младенцапоцелуями, сама пачкаясь в крови, и скоро уже выглядела, как пьяная женщина,попытавшаяся намазать губы помадой. Она смеялась и целовала пухлый двойнойподбородок новорожденного, его соски, пупок, пенис, поднимая все выше и выше натрясущихся руках. А ребенок, она собиралась назвать его Мордредом, таращился нанее сверху вниз с написанным на личике изумлением. Она поцеловала его коленки,потом каждый крошечный пальчик. Сюзанна услышала первое в этом лазаретечмоканье: не младенец сосал грудь матери, а Миа — пальчики на ногах младенца.

3

«Твой ребенок — погибель моего дина, — холодно подумалаСюзанна. — Если ничего больше мне не удастся, я успею выхватить пистолетСкоутера и пристрелить его. На это потребуется две секунды».

С ее быстротой, сверхъестественной быстротой стрелка, большебы и не потребовалось. Но она не могла заставить себя пошевельнуться. Онарассматривала многие сценарии этого эпизода разворачивающейся драмы, но тольконе безумие Миа, такое не приходило ей в голову, и теперь она не знала, что иделать. Сюзанна вдруг подумала, что ей еще очень повезло: связь между разумами,обеспечиваемая техникой, созданной инженерами «Северного центра позитроники»,вовремя оборвалась. Иначе она тоже могла бы обезуметь.

«А если связь вдруг снова подключат, сестричка… не думаешьли ты, что действовать нужно прямо сейчас, пока у тебя есть такая возможность?»

Но она не могла, не могла, и все тут. Превратилась визваяние, завороженная происходящим у нее на глазах.

— Прекрати! — рявкнул на Миа Сейр. — Твоя работа — необлизывать его, а кормить! Если хочешь, чтобы он оставался с тобой, поторопись!Дай ему грудь! Или мне привести кормилицу? Многие отдали бы свои глаза за такойшанс!

— Никогда… никогда… в… ЖИЗНИ! — смеясь, выкрикнула Миа, ноопустила ребенка и нетерпеливо рванула лиф надетой на нее просторной белойсорочки, обнажив правую грудь. Сюзанна понимала, почему мужчины так и липли кМиа. Даже теперь ее грудь являла собой идеальную, увенчанную коралломполусферу, которая предназначалась, скорее, для мужской руки и мужской страсти,чем для губ младенца. Миа поднесла к ней новорожденного. На мгновение онвытаращился на грудь, точно так же, как таращился на мать, его личико ударилосьо сосок, отскочило от него. А потом опустилось вниз, розовые губки сомкнулисьна розовом бутоне соска, и он начал сосать.

Миа гладила малого по спутанным и пропитанным кровью чернымволосам, продолжая смеяться. Для Сюзанны смех этот звучал, как крики.

Послышались тяжелые шаги: к сдвинутым кроватям приближалсяробот. Выглядел он точь-в-точь, как Энди, робот-посыльный, такая же жердьвысотой в семь или восемь футов, те же ярко-синие глаза, такое же сверкающеетело, те же конечности с множеством шарниров. В руках он держал большойстеклянный ящик, наполненный зеленым светом.

— Это еще что? — рявкнул Сейр. В голосе слышались злость инедоверчивость.

— Кувез [15], — ответил Скоутер. — Я подумал, что лучшеперестраховаться, чем потом сожалеть.

Когда он повернулся к роботу, его подплечная кобура спистолетом качнулась в сторону Сюзанны. Это был прекрасный шанс, лучший из тех,что предоставлялся ей ранее, и она это знала, но, прежде чем успела завладетьпистолетом, малой Миа переменился.

4

Сюзанна увидела красный свет, сбегающий по гладкой кожемладенца от макушки к пятке с родимым пятном. То была не сыпь: свет шел изнутримладенца, Сюзанна могла в этом поклясться. Младенец по-прежнему лежал наплоском животе Миа, обхватив губами сосок, а за красным светом последовалачернота, которая распространилась по всему телу, превратив человеческогоребенка в темного гнома, негатив розовенького ангелочка, который вышел из чреваМиа. И одновременно его тельце сжималось, ножки подтягивались и уползали вживот, головка, потащив за собой грудь Миа, уходила в шею, которая раздувалась,как у жабы. Синие глаза вдруг стали черными, потом вновь синими.

Сюзанна попыталась закричать, но не смогла.

По бокам черного существа появились вздутия, потом лопнули,открыв не ноги или руки, а лапки. Отметина на пятке осталась, но теперьсместилась на живот, превратилась в пятно, напоминающее алое клеймо на брюшкепаука «черная вдова». Да, да, на Миа теперь лежал паук. Однако, младенец исчезне полностью. На спине паука остался белый нарост. И в этом наросте Сюзаннавидела миниатюрное, деформированное личико и синие искорки-глаза.

— Что… — спросила Миа, вновь начала приподниматься налоктях. Кровь полилась у нее из груди. Младенец пил ее, как молоко, не теряя никапли. Рядом с Миа, окаменев, застыл Сейр, с отвалившейся челюстью, выпученнымиглазами. Чего-то он ожидал от этих родов, что-то об их возможном исходе емуопределенно рассказали, но точно не такое. У Детты шок, который испытывал Сейр,вызвал злобную радость ребенка: он выглядел, как комик Джек Бенни, смешащийпублику.

С мгновение только Миа, похоже, понимала, что происходит,ибо лицо ее начало вытягиваться, то ли от ужаса, то ли от боли. Потом улыбкавернулась, ангельская улыбка мадонны. Она протянула руку и погладила все ещеизменяющегося уродца, присосавшегося к ее груди, черного паука с крошечнойчеловеческой головкой и красной отметиной на щетинистом брюшке.

— Разве он не прекрасен? — воскликнула она. — Разве мой сынне красавчик, ослепительный, как летнее солнце?

То были ее последние слова.

5

Ее лицо не затвердело, но застыло. Щеки, лоб, шея,мгновением раньше пылавшие от напряжения, вызванного родами, поблекли довосковой белизны лепестков орхидеи. Сверкающие глаза уставились в одну точку. Ивнезапно Сюзанна поняла, что смотрит не на женщину, лежащую на кровати, а нарисунок женщины. Исключительно хороший рисунок, какие делаются на бумагештрихами угля и несколькими пастельными цветами.

Сюзанна вспомнила, как она вернулась в отель «Плаза-ПаркХайатт» после первого посещения галереи замка Дискордия, и как приходила сюда,в Федик, после первого разговора с Миа, в тени мерлона. Как небо, замок, каменьмерлона разрывало надвое. И тут, словно причиной послужила ее мысль, лицо Миаразорвало от линии волос до подбородка. Глаза, уже потускневшие, разнесло встороны, две губы растянулись и вдруг превратились в четыре, а из разлома налице не хлынула кровь, нет, посыпался какой белый порошок с затхлым запахом.Сюзанне вспомнились слова Т.С. Элиота