Время в ожидании известий из Рубиновых Скал тянулось медленно. Коротать его с Бертоном не хотелось, поэтому я закрылась в своей комнате и пыталась упорядочить свои мысли и чувства. Потом позвала Таису и попросила ее найти для меня какую-нибудь тетрадь или блокнот. Помню, в юности я вела дневник, спасаясь таким образом от одиночества и тоски. Эмоции, облаченные в слова и записанные на бумагу, теряли свою остроту, да и размышления становились более трезвыми и спокойными. А это именно то, в чем я сейчас нуждалась. Вдруг средство десятилетней давности окажется действенным и сегодня?

Таиса выполнила поручение быстро, и вскоре я уже изливала душу на белой плотной бумаге с королевскими тесненными вензелями по периметру. Обложка у блокнота тоже оказалась шикарная: натуральная лиловая (странно, что не зеленая) замша и золотая гравировка в виде какого-то цветка.

Бертон навестил меня уже за полночь.

— Все-таки не спишь? — спросил с полуулыбкой.

— Конечно, я ведь говорила, — я тоже улыбнулась и незаметно спрятала блокнот под подушку. — Есть новости?

Бертон кивнул:

— С Алленом все в порядке. Завтра уже будет в полном здравии. Поэтому можешь расслабиться и наконец поспать.

— Спасибо, — поблагодарила я его и еще мысленно вознесла хвалу местным богам. — Теперь действительно смогу заснуть спокойно.

Утром я долго не могла проснуться, было странное чувство разбитости, будто с перепоя. Но вчера я едва ли пару глотков вина сделала, а мутило так, словно несколько бутылок осушила.

— Может, отравились чем-то, госпожа? — обеспокоенно предположила Таиса, когда я не смогла проглотить и кусочка из принесенного ею завтрака. — Давайте позовем лекаря?

— Нет, не стоит, — замотала я головой. — Точно желудок шалит. У меня такое нередко, слабое место. Посижу немного на диете, и все пройдет.

Я, и вправду, порой страдала с желудком, но то было мое родное тело… Получается, у Линэль схожая проблема. И все же, интересно, что я такого съела нехорошего? Не припоминаю даже… А, может, это на нервной почве? Как тут организму не расстроиться, когда чувства не в ладах с разумом?

Однако к обеду самочувствие порядком улучшилось, и я почти забыла об утреннем недомогании. К тому же Бертон снова успел побывать в Рубиновых Скалах и узнать, что Аллен уже полностью выздоровел. Это известие подняло мне настроение, и я даже согласилась с Изумрудным Королем прогуляться по парку. Сегодня мы вели непринужденные беседы о всякой ерунде. Бертон рассказывал мне о детстве и своих проделках, иногда в его историях появлялся Аллен, и тогда мой интерес многократно возрастал.

— Ваше Величество, — гвардеец нагнал нас у пруда, где мы собирались немного задержаться и полюбоваться на редкие голубые кувшинки. — У ворот некая женщина просит встречи с госпожой… Линэль, — он бросил растерянный взгляд на меня.

— С Линэль? — Бертон насторожился, и я вместе с ним. — Что за она?

— Мы сейчас пытаемся это выяснить. Сперва хотели ее прогнать, сказали, что таких сент во дворце у Его Величества не гостит, однако она продолжала настаивать и требовать встречи с госпожой. Говорит, что знает, что госпожа Линэль здесь, и что ей срочно нужно с ней увидеться. Тогда мы взяли ее под стражу, а она попросила передать госпоже Линэль вот это… — и он протянул сложенный, местами помятый лист бумаги.

— Да это же мое письмо! — узнала я сразу и выхватила его из рук гвардейца.

Откуда оно? И что за женщина его принесла? В первый миг я подумала о Мишель, поскольку была уверена, что это она нашла тогда письмо, однако когда я попыталась развернуть лист, из него выпала крошечная записка. Бертон успел подхватить ее и подать мне. В записке было всего одно предложение, от которого однако у меня едва не выскочило сердце, а на глаза навернулись слезы: «Алиночка, это я, твоя мама».

— Пустите ее ко мне, — почти беззвучно прошептала я.

— Что? — переспросил Бертон, ощупывая меня взволнованным взглядом. — Что случилось?

И я повторила, сорвавшись на крик:

— Пустите ее ко мне! Немедленно!

Бертон молча кивнул гвардейцу и обнял меня:

— Сейчас ее приведут. Идем во дворец, там тебе будет спокойней. Ты уверена, что можешь доверять этой женщине? Знаешь ее?

— Давай обсудим это потом, Бертон, — мой голос дрожал от волнения, как и каждая клеточка тела. Меня словно лихорадило, и зуб на зуб не попадал.

— Я буду присутствовать при вашем разговоре, — сказал Бертон, закрывая за мной дверь моей комнаты.

— Нет.

Он не ожидал такой резкости и твердости от меня, даже замер на мгновение, опешив.

— Мне надо поговорить с этой женщиной наедине, — пояснила я несколько раздраженно. Сейчас мне было не до вежливости и деликатности.

— Алина, в твоем положении нужно быть осторожной с незнакомцами, — голос Бертона стал вкрадчивым. — Лучше, если кто-то будет присутствовать при этом разговоре, для твоей же безопасности, понимаешь?

— Эта женщина мне ничего не сделает плохого, Бертон, — я сама не понимала, откуда такая уверенность. Просто знала это и все. Чувствовала.

— Я буду ждать за дверью и, если услышу что-то подозрительное, сразу войду, — Изумрудный Король тоже проявлял завидное упрямство.

— Ладно, — пришлось согласиться с ним. — Пусть будет так.

— Ваше Величество, госпожа, — двери в комнате появился все тот же гвардеец. — Я привел ее.

Он отступил, давая возможность увидеть незнакомку. Впрочем… Незнакомкой она была для всех остальных, я же узнала в ней ту самую женщину, так похожую на мою мать, а теперь еще и открыто назвавшуюся ею. Она сперва бросила взволнованный взгляд на меня, но заметив Бертона, поспешно присела в реверансе:

— Ваше Величество.

«Иди же», — я тоже с мольбой глянула на него, и он послушно направился к двери, жестом увлекая за собой гвардейца.

Я осталась одна со своей неожиданной гостьей.

— Я боялась, ты не поверишь мне, — прошептала она со слезами на глазах и улыбнулась.

— А я пока и не верю вам, — отозвалась я, тоже глотая слезы. — И жду объяснений тому, что получила в записке. Как я понимаю, вы нашли и прочитали мое письмо, которое потерялось несколько недель назад. Из него вы знаете всю правду обо мне, поэтому отрекаться от нее я не буду… Но вы… Кто вы такая, я не знаю… Да, вы очень похожи на мою маму, но как вы можете быть ею? Это нарушает все законы логики. Я сама видела, как умирала моя мать, своими собственными глазами, — слезы все-таки прорвались наружу, потекли по щекам горячими ручейками. — И уже десять лет, из года в год, хожу к ней на могилу… Вернее, ходила, пока не попала в этот мир. Но теперь я здесь. И в этом мире о моей маме не существует никакой памяти, у меня даже фото ее нет. Только воспоминания. Поэтому я еще раз спрашиваю вас: кто вы такая? Вы мать Линэль?