В начале учебного года я пообщалась со специалистом по профориентации, чтобы обсудить мои планы на колледж. Я уже давно хотела поступить в Университет Сан-Диего и фантазировала, как буду жить в теплой солнечной Калифорнии. Несколько лет назад Энтони съездил в Сан-Диего на каникулах, когда еще учился в аризонском колледже. Приехав, он с восторгом рассказывал, как там красиво и какая великолепная погода стоит круглый год. «Ты просто в него влюбишься», — сказал он мне, описывая пляжи, холмы и каньоны в таких подробностях, что я могла их себе представить, словно на открытке. С тех самых пор я мечтала там побывать и решила, что лучшим способом будет поступить в местный колледж.

В кабинете специалиста я смотрела, как тот перечитывает мою характеристику.

— Так, у вас хорошая средняя оценка, — начал он, вглядываясь в меня через очки, плотно сидевшие на переносице. — Это хорошо. Но вам нужно больше заниматься внеклассной деятельностью.

После консультации я медленно шла по коридору на следующий урок, раздумывая над его советом. Я знала, что он прав: чтобы получить шанс на поступление в Университет Сан-Диего, нужно больше заниматься общественной деятельностью, но сама мысль о том, что придется постоянно бывать на людях, подавляла меня. Толстой девочке вроде меня намного легче учиться в старшей школе тихо, не высовываясь. С одной стороны, если я вступлю в клубы, буду заниматься спортом и вращаться в хорошо заметных общественных кругах, то стану уязвимой — намного больше людей смогут меня осудить. Но, с другой стороны, я, возможно, смогу найти новых друзей и получить интересный опыт. И даже наконец покинуть нашу маленькую одинокую квартирку — а это само по себе казалось достаточной причиной.

Начала я с того, что снова записалась в команду по лакроссу — там мне, по крайней мере, было комфортно, потому что я уже играла в ней в прошлом году. Со временем, набравшись уверенности, я стала менеджером нашей команды по плаванию, записалась на курсы разрешения студенческих споров и шефства над девятиклассниками, работала по вечерам в небольшой пиццерии в верхней части города, вошла в студенческий совет и даже заседала в комитете планирования выпускного вечера.

Как ни удивительно, занимаясь столькими делами сразу, я чувствовала себя хорошо. Я снова стала тесно общаться с Кейт и Николь благодаря командам по лакроссу и плаванию; наша дружная троица завела множество новых друзей. Я поняла, что такое быть амбициозной, общительной и вращаться в коллективе. Я чаще смеялась. Искреннее улыбалась. Шутила направо и налево.

Работая в группах, я, не колеблясь, общалась со всеми, даже с самыми популярными ребятами вроде Майка Оппеля — несомненно, самого красивого парня в одиннадцатом классе, а может быть, и во всей Медфилдской старшей школе. Я уже не боялась их так, как когда-то.

Но Майк был особенным. Веселый, но при этом добрый, он лучше всех играл на физкультуре в вышибалу, часто шутил, очаровывал девушек и учителей просто своей искренней улыбкой. У нас было несколько совместных уроков в средней и старшей школе, и, поскольку «О» ппель сидит в алфавите буквально чуть-чуть позади «М» итчелл, мы тоже так сидели. Мы дружили, дурачились, шутили и хохмили. Отличная пара: я — прилежная ученица, поднимающая руку, едва услышав вопрос учителя, и он — веселый раздолбай.

Легкость, которую я чувствовала в школе, в общении с друзьями и парнями, оказалась жизнеутверждающей. Моя самоуверенность была связана не с весом, а с тем, кем я была. Я приняла как должное, что мой вес никогда не будет идеальным. Признала и неохотно смирилась с тем, что лишний вес — это мой недостаток, который исправить невозможно, как ни старайся. В какой-то степени это смирение помогло мне выбраться из ямы. Найти способ существования, не поддразнивая хотя бы себя так, как это делают другие. Потому что смирение, даже самое печальное — это все равно смирение.

Моя жизнь начала постепенно меняться. И мамина — тоже.

Годом ранее развелись родители Николь. Их расставание и все болезненные перемены, связанные с неполной семьей, очень сильно ударили по Николь и двум ее младшим сестрам. Ее мама Пегги и папа Пол попытались сохранить ситуацию более-менее нормальной. Ежегодный традиционный поход, на который Пол всегда приглашал и нас с Кейт, не отменили и после развода.

Пол и Пегги уже давно были знакомы с мамой — с тех пор, как мы переехали в Медфилд и я подружилась с Николь. Незадолго до похода Пол спросил маму, не хочет ли она поехать с нами, чтобы помочь управиться с пятью девочками. Тщательно все обдумав, она сказала «да». Мама и так проводила все время, что не работала, со мной, Николь и Кейт. Мы ходили в кино или кафе, или даже вместе ложились в ее большую кровать и честно разговаривали с ней о парнях, дружбе и жизни. Мы могли прийти к ней с любым вопросом, и она нас выслушивала. Она была так близка с моими подругами, что они даже считали ее чуть ли не второй мамой, и Пол знал это.

За неделю до похода Пол пригласил маму к себе домой поужинать и составить план. Они поели китайской еды, купленной в ресторане, и составили списки припасов. До этого приглашения на ужин я ни разу не видела, чтобы мама ходила куда-то не по делам, связанным с работой, мной или Энтони. И вообще не помнила, чтобы маму когда-нибудь приглашали на ужин.

С ужина она вернулась с таким видом, словно нашла хорошего друга. Весь остаток недели они постоянно звонили друг другу, обсуждая мелкие детали подготовки. Я знала, что эти звонки деловые, но почувствовала, что есть в них и еще что-то, когда услышала, каким тоном мама смеется и как смущенно улыбается, повесив трубку. Когда мы поставили палатку в лесах Нью-Гемпшира, они уже разговаривали, словно дружили много лет. Они казались хорошей парой, смеялись и сочувствовали друг другу — все-таки нужно было следить сразу за пятью детьми.

Мама и Пол продолжили общаться и после возвращения. Каждую неделю Пол приглашал ее на ужин, чтобы поделиться свежими новостями. Он всегда готовил — сытные, комфортные блюда вроде говяжьего рагу и жареного бифштекса по-лондонски с картофельным пюре. Я улыбнулась, когда она вернулась домой после того, как он впервые приготовил ей свои знаменитые спагетти с тефтелями, радуясь, что она нашла их столь же невыносимо вкусными, как и я. Она была так счастлива: впервые в жизни кто-то готовил для нее.

Я обожала Пола. И радовалась, что мама нашла того, с кем можно проводить время; нет, на самом деле радовалась. Но вместе с тем мне было и трудно. Еще никогда не бывало такого, чтобы она уделяла внимание еще чему-то, кроме меня и работы. Когда она готовилась к свиданию с ним, я начинала дуться и раздражаться и не могла ее отпустить, не заставив хоть немного огорчиться. Я хотела, чтобы ее мучила совесть за то, что она уходит, но потом, когда я видела в ее взгляде, какую внутреннюю битву она ведет сама с собой, прежде чем направиться к двери, мне становилось стыдно. Мне понадобилось довольно много времени, но постепенно я свыклась с тем, что мама ходит на свидания. Увидев, насколько они друг друга полюбили, я смягчилась. Я заметила в них определенное сходство. Как и у мамы, у Пола было очень доброе, щедрое и любящее сердце, и его можно было бы посчитать слабаком, если не знать, что он может быть сильным и строгим. Но, с другой стороны, мама часто бросалась в крайности, была неорганизованной и хаотичной, а вот Пол был сдержанным, спокойным и собранным. Эмоциональность мамы уравновешивалась его рациональностью.