— Горина была в день смерти Новиковой у нее в гостях?

— Так точно, товарищ майор.

— Как раз в то время, когда предположительно был сделан укол?

— Именно. Показания киоскера в деле имеются.

По Машиной спине тонкой струйкой тек пот. Колени еще дрожали, но напряжение постепенно отпускало. Майор сдался, поверил. Полистал дело, почитал. Подтвердил, что она его убедила. И немедленно отправил вниз, в дежурную часть, оттуда только что позвонили, — встречать адвоката Гориной.

За дверью она притормозила. Нужно было отдышаться и привести в порядок мысли перед встречей с адвокатом. Интересно, как Ольга умудрилась его вызвать? Ей же никто не ответил, когда звонила из кабинета. Ладно, это детали.

Отойти Маша не успела. Сделала шаг от двери и тут же остановилась. Кошкин окликнул Рыжкова.

Нет, вы подумайте! Он приказал проверить показания всех фигурантов по убийству Новиковой. Послал его по следам Маши.

— Так точно, Сергей Иванович, будет сделано, — с наигранным энтузиазмом отозвался Рыжков. — Как говорится, доверяй, но проверяй.

Вы подумайте, какая гадость. Маша поморщилась, отошла. Все повторяется. Чертов бег по кругу! Стоило ли уезжать?

Что Маша вряд ли соврала или подтасовала факты, Рыжков не сомневался. Он присутствовал при допросе, наблюдал за реакцией Гориной и был почти уверен: дамочка что-то скрывает. Держалась она нагло и самоуверенно, пока были силы. Потом принялась визжать, требовать адвоката. Обычное дело — так ведут себя все, у кого рыльце в пушку, стоит только наступить им на хвост.

Что-то она скрывала, эта красотка. Понять бы что.

Смогла бы она убить? Хватило бы хладнокровия? Наверняка. Как-никак не изнеженная инфанта — хирург. Кровь, гной, болезни, крик — для нее это будни. Способна ли она убить, используя медицинские познания? Здесь уже все зависит от нее самой. От силы ее любви и ненависти.

Интересно, что по этому поводу думает сам Новиков. С ним ведь тоже придется поговорить, раз Кошкин велел пройти весь путь лейтенанта Бессоновой.

В больнице все подтвердилось. Показания, собранные Машей, не были сфальсифицированы. Здесь Кошкин беспокоился зря.

Да, Горина не раз возмущалась тем, как мамаша опекает Игоря. Буквально заглядывает к ним в постель — так сама Ольга жаловалась подругам за чаепитием. И проклятый рацион: с утра кашки-малашки, вечером непременный легкий ужин — сложный низкокалорийный салат и белое мясо.

— Разве я могу обеспечить ему такую жизнь? Разве смогу с ней соперничать? — возмущалась она. — Мамаша его избаловала!

— В общем, зубами скрипела, — с удовольствием поделилась с Рыжковым сестра-хозяйка хирургического отделения. — Если бы Софья Станиславовна не скончалась, собачились бы они всласть. Ольга очень своенравная. Другую женщину рядом с Игорем она терпеть не готова. Даже его мать.

Поговорил еще с двумя сестричками. Одна слово в слово повторила то, что сказала Маше. Другая отправила его к доктору Новикову:

— Уж он точно знает все об их отношениях.

А он не знал. Ни сном ни духом и даже не догадывался.

— О чем вы? — возмутился Игорь Валентинович, когда Рыжков напрямую спросил, могла бы Горина убить его мать. — Чтобы Оля? Да ни за что!

— Но у нее нет алиби, — заметил Рыжков и без стеснения продолжал пялиться на Новикова.

С визита к ним в отдел прошло дней десять, а доктор на себя не похож. Осунулся, на щеках щетина, глаза воспаленные.

Тяжело, понятное дело, без материнской опеки. А тут еще невесту подозревают.

— И что с того? Оля могла быть в это время где угодно. Ее право. — Угрюмо уставился в окно.

Воротник халата оттопырился, обнажил заросшую шею. Да, давненько доктор не был у парикмахера, что и говорить.

— Все упирается в нежелание Гориной объяснить, где она была в это время.

— Ее право, — без выражения повторил тот, не оборачиваясь.

— И то, что она была у вашей матери в гостях как раз тогда…

— Нет! Замолчите! — Повернулся и глянул зло. — Хватит подтасовывать факты! Оля не могла, слышите! Никогда не поверю. Уходите. Я жалею, что написал это чертово заявление. Господи, Оля!.. Она не могла.

— Но она была у вашей матери как раз в то время, когда ей ввели инсулин. Ее видел продавец из киоска, у нас имеются его показания. — Уже у двери пообещал: — Мы найдем убийцу вашей матери, Игорь Валентинович. Даю вам слово.

А про себя добавил: «Даже если ты этого уже не хочешь».

Новиков не ответил, и Денис ушел. Поехал еще раз поговорить с киоскером. Но киоск неожиданно оказался закрыт.

«Буду через десять минут», — гласила надпись на куске картона.

Решил подождать, засек время. Встал у киоска и внимательно осмотрел двор.

Хороший двор, ухоженный. И для детской площадки нашлось место, и автомобилей припаркуется не меньше сотни. Зелени много, кустики аккуратно подстрижены. Какие-то затейливые цветочки в клумбах у подъездов. Скамейки. Хороший двор, и квартиры, судя по всему, здесь стоят недешево. Только странно, что ни консьержей, ни камер наружного наблюдения. Может, просто не успели обзавестись?

Денис оперся о стенку киоска. Да, отсюда подъезд Новиковых как на ладони. Прекрасно видно всех, кто входит и выходит. Но это если смотреть не отрываясь. А продавца, который уверял, что не отходит, нет уже семнадцать минут. Где его носит, спрашивается?

— Так по нужде отходил. Вон туда.

Немолодой мужчина махнул куда-то влево.

— Там гипермаркет большой: туалеты, вода. Сами понимаете, в киоск туалет не втиснешь. — Обошел его, вставил длинный ключ в скважину. — Мои все знают мое расписание. Если что — ждут.

— В день, когда умерла Софья Станиславовна, вы тоже отлучались?

Денис глянул на часы: половина второго.

— А как же. В тринадцать ноль-ноль ухожу минут на десять, иногда чуть дольше.

— Всегда в час дня уходите?

— Плюс-минус минут десять. Уж как припрет, извините.

Скрылся в киоске, заперся изнутри, убрал свою картонку.

Рыжков оперся локтями о выступ, заглянул внутрь. Чисто. Журналы, книги. Издания, которым не хватило места, стопками сложены вдоль стен.

— Хорошо покупают?

— Да не жалуюсь.

— Кто в основном, пенсионеры?

— Не скажите. — Сунул руку куда-то вниз, выложил перед Рыжковым несколько книг в красивом твердом переплете. — Вот, пожалуйста, из школьной программы. И не дорого. Школьники покупают, их родители. Кроссворды сметают. Женские журналы.

— А что читала Софья Станиславовна?