Тяжелые русые пряди ее волос заструились между его пальцами, когда он приподнял их ладонями. Девушка взяла его руку своей и потянула за собой – вниз, к земле. Покорно опускаясь вслед за ней, Саша жадно ловил взглядом каждое ее движение. А она, в последний момент выскользнув из-под него, тут же очутилась сверху, крепко обняла Сашу бедрами. Он поднял руки и взял в ладони ее груди. Показалось – под правой рукой ощутил биение сердца. Вот я везунчик, промелькнуло в голове.

Девушка склонилась к нему, приблизила лицо к его груди. Саша вдруг заметил, какие у нее удивительно длинные, густые ресницы. А она, закрыв глаза, скользнула вниз, к животу, затем поднялась обратно. От призрачного касания ресниц Саше стало щекотно, он дернулся. Девушка на миг подняла голову, улыбнулась ему: лежи, мой любимый, все хорошо. Прижала его руки к земле своими и снова склонилась к груди.

Щекотка постепенно усиливалась, и если сначала Саше это даже немного нравилось – какая она выдумщица, его желанная! – то теперь ощущения начали становиться неприятными. Он попытался поднять руку, чтобы остановить эту игру и предложить новую, но не смог. Тонкие пальчики держали его запястье мертвой хваткой. Со второй рукой оказалось то же самое.

Саша дернулся всем телом – сильно, но мягко, все еще не желая испугать или расстроить девушку. Но та, которая только что весила не больше пушинки, вдруг стала неимоверно тяжелой, придавила его к земле.

А затем она снова подняла голову, и Саша заметил, что ресницы стали совсем длинными. Словно два веера, они вытягивались вперед и в стороны, скрещиваясь над переносицей. Незнакомка улыбнулась, и Саша, вмиг омертвев, увидел, что и ее рот заполнен ресницами. Тонкие волоски беспрестанно шевелились, тянулись вперед, извивались в воздухе, словно нащупывая что-то.

Рот существа распахнулся шире, оно опустило лицо к Сашиной груди. Теперь прикосновения ресниц вместе с щекоткой стали причинять боль. Саша напряг все силы и смог слегка приподнять казавшуюся чугунной голову. Он увидел: в тех местах, где его только что щекотали, из тончайших разрезов выступила кровь.

А существо продолжало меняться. Сквозь кожу, совсем недавно такую гладкую и нежную, пробивались все новые и новые волоски. Вскоре то, что сидело на Саше, стало напоминать ершик для чистки унитаза.

И тогда раздался тихий, шелестящий смех. Он звучал и звучал, разрезая душу на полоски, в то время как существо продолжало елозить по Саше, покрывая его тело сюрреалистическим рисунком из тонких красных линий.

Набрав воздух в грудь, он закричал… и проснулся, отфыркиваясь.

– Ты так хрипел и метался! – Тома сидела рядом на кровати, держа в руке пустую кружку. – Я никак не могла тебя разбудить. Вот только вода помогла. Что с тобой?

Саша откинулся на подушку, прижался щекой к сырой ткани. Господи, ну и сон ему приснился!

– Кошмар, Томик… – Вместо нормальных звуков раздалось какое-то сипение, и он торопливо прочистил горло. – Дикий кошмар…

– Бедный мой… – Она прижалась к нему, и Саша вздрогнул: недавнее видение все еще стояло перед глазами. – Расскажешь? Я слышала, так они легче забываются.

Он помотал головой.

– Не сейчас… да я и не помню почти ничего.

Они немного полежали молча.

– Ой, да тут же совсем все мокрое, – спохватилась Тома. – Ну-ка, вставай, я тебе подушку поменяю… хорошо хоть, одеяло сухим осталось и простыня, а то было бы веселье.

Саша молча встал и пошел на балкон. Взял сигарету, прикурил. Оперся руками на подоконник, выглянул наружу. Теплый ветерок тут же взъерошил его волосы, мягкой ладонью погладил лицо. Где-то внизу лаяла собака – размеренно, монотонно, как заводная. Слева по дороге проехала машина – низкий длинный силуэт. Спортивная? Фары высветили парочку, которой вздумалось перейти на другую сторону перед самым автомобилем, тут же раздался пронзительный гудок.

Саша глубоко вздохнул. Да уж, приснилось. Но ладно, с кем не бывает. Это все от работы, не иначе. Ничего, вот доживут они до отпуска… Он тихо ругнулся, наградив Сан Саныча сочным эпитетом. Шеф взял и не отпустил его в июле – несмотря на сданный досрочно проект и все прошлые заслуги. Нет, сказал, в сентябре пойдешь. А сейчас работы – вагон и маленькая тележка, некогда по курортам разъезжать.

В сентябре… это, стало быть, после супер-игры. Уезжать, не узнав лично, кто же победил, Саша не собирался.

В груди защекотало. Ощущение это поначалу показалось мимолетным, едва различимым. Но тут же его сила стала нарастать, отсекая от Саши весь остальной мир, заставляя его схватиться за грудь в тщетной попытке унять вышедший из повиновения организм. Действуя уже инстинктивно, он нарочно закашлялся, пытаясь хоть так вытащить из горла неведомую дрянь, и кашель тут же стал надсадным. Раззявленным ртом Саша хватанул глоток воздуха… и щекотка немного унялась, дав человеку передышку. Он посмотрел на руку с зажатой в ней тлеющей сигаретой. Дым тонкой струйкой поднимался вверх, медленно рассеиваясь в воздухе. Саша поднес сигарету ко рту, затянулся.

Щекотка мягко отступила еще дальше в глубь организма.

Он опустился на табуретку, все еще не отводя взгляда от сигареты.

– Прошло? – На пороге балкона стояла Тома со стаканом воды в руке. Он кивнул, не желая ничего говорить: вдруг еще захрипит, испугает ее вконец. – Санечка, ты стал очень много курить. – Тома спустилась с порога, положила голову ему на плечо. – Ты бы притормозил, любимый. Вон как кашляешь уже.

Вместо ответа Саша развернулся и обнял жену, с наслаждением вдыхая запах ее волос…

Утром, дождавшись, чтобы Тома ушла на работу, он открыл шкаф, где держал сигареты, и пересчитал оставшиеся блоки. Запечатанных оказалось четыре, плюс в начатом лежало еще шесть пачек. Саша поглядел на настенный календарь – больше по привычке, так как и без него прекрасно знал, какое сейчас число: восьмое августа.

* * *

Щекотка возникала все чаще и чаще. Сигареты помогали, но ненадолго: уже вскоре после очередного перекура приходилось поначалу терпеть, а потом идти и снова «кормить шебуршунчика» – это выражение пришло Саше на ум несколько дней назад и заставило улыбнуться. Хорошо хоть, Сан Саныч смотрел сквозь пальцы на частые отлучки своего сотрудника, справедливо, в общем-то, полагая, что пока тот дает результат, может чудить, как его душе угодно.

Вот только давать результат с каждым днем становилось все сложнее и сложнее. Вторая декада августа приближалась к концу, а Саша чувствовал, что такими темпами до отпуска в середине сентября он попросту может и не дотянуть: будет вынужден уйти на больничный, чтобы разобраться наконец с этой щекоткой.

Аллергия, вот что это такое, считал Саша. Гребаная аллергия. Но на что? Первые приступы щекотки случились еще в июне и были едва заметными. Тогда вроде бы уже все, чему полагалось распуститься и зацвести, успешно справилось со своей задачей. Животные? В последние недели полторы Саша перегладил кучу собак и кошек, забежал в несколько зоомагазинов, где близко познакомился с кроликами, хомяками и морскими свинками. Щекотка при этом не усиливалась… да и, как Саша сам в глубине души отдавал себе отчет, не должна была – началась-то она без всякой живности, на ровном, можно сказать, месте.