живу. В городе F было все проще. Я знал, что есть одна неизменная истина, но это была лишь очередная ложь самому себе. Возможно, я догадывался, что человечество всегда найдет способ пойти против выбранного пути, но был слишком увлечен самобичеванием. Мы сами определяем границы мира, а не место, в котором мы оказываемся, – мне пора это усвоить. Леон иногда бормотал что-то, я старался лежать беззвучно. Я испытывал чувство вины перед ним. Но некоторое время спустя убедил себя, что это ненужная эмоция в данных обстоятельствах.

Утром у меня не получилось насладиться рассветом как следует из-за закрывающих небо листьев. Но окрашивание в цвета всего вокруг с рассветом подняло мне настроение. После того, как мы собрали вещи и позавтракали, мы пошли в лагерь возле города D, он располагался по нашему маршруту. Леон сказал, что мы не потеряем много времени. Когда мы были совсем близко, Леон остановился, чтобы убедиться, что с лагерем все в порядке. Он недоверчиво огляделся, и, убедившись, что можно идти, мы пошли вперед. Чем ближе мы подходили, тем сильнее это поселение напоминало наш лагерь. Когда я проходил курс смотрителя, нас учили обращать внимание на детали, нестыковки, подозрительные сходства. В этом лагере было подозрительное сходство. Он был такой же, как наш. То же расположение палаток, костра и кухни. Я словно вернулся и вот-вот почувствую на себе оценивающий взгляд Лизы. Все начали медленно стягиваться к нам, и я замер в ожидании нового знакомства. Моя боязнь новых людей вернулась или, может быть, никуда и не уходила.

Часть 28

Знакомство закончилось… Оно было не таким, как нашем лагере. В этот раз все были подозрительными, неприветливыми. Леона все знали. Он представил меня, но никто не представился мне. Люди были грязными и изувеченными. На каждом было много шрамов. Но один юноша решился со мной заговорить. Мы с ним были чем-то похожи. Он был вдумчивый и немногословный. Однако он был приветливым, и его интересовало, кто я и откуда. Он был из города D, как и все в этом лагере. Большинство из тех, кто жил в лагере, было явно с запущенными формами психических расстройств. Они бродили дергаясь, бормоча себе что-то под нос. Немногие, которые демонстрировали признаки осознанности, пошли с Леоном в сторону, разговаривая о чем-то и беря припасы из рюкзака Леона. Мы с юношей сели в стороне и скромно разговаривали. Он был напуган. Он рассказал, что они потеряли много людей в городе D, и теперь они ходят за припасами редко. Они отправляют по одному человеку, и тот, как чайка, хватает, что может ухватить, и драпает из города. Если они потеряют еще двух человек, остальные протянут на живности, которую отчаянно экономят максимум месяц или два. Я не понял, что такое живность, но решил не уточнять. Я боялся, что, если буду задавать много вопросов, мой собеседник может как-то неожиданно отреагировать. Зажаться в себе или вовсе уйти. Я впервые его видел и не стал рисковать. Мне хотелось подробнее узнать об этом городе. Я надеюсь, что побываю во всех лагерях, которые располагаются на нашем маршруте, чтобы понять все детали жизни вне города. Но узнал я не так много. Когда мой собеседник закончил, он встал и сказал, что у него есть кое-что для меня. Я сидел и осматривал все вокруг. Этот лагерь был очень серым, хоть и светило яркое солнце. Он был похож на город, но зрелище было более печальным. В городах люди, лишенные чувств, бродят, не ожидая ничего. Здесь же люди бродили в ожидании жизни, которую не могут получить. Выбор – вот на что стоит обратить внимание, находясь в этом месте. Будь они людьми здоровыми и здравомыслящими, что бы они выбрали? Жить в городе или здесь? Леон говорит, что тщательно выбирает всех, кого приводит в города, но в городах многим поддерживали умственные способности, выдавая лекарства. В лагере они превращались в тех, кем являются на самом деле. Будто свобода превращает всех нас в тех, кто мы есть, и это не всегда хорошо для нас. Юноша вернулся и медленно протянул мне блокнот с набором ручек. Он сказал, что, когда был смотрителем, ему удалось найти много старых вещей в городе D. Внутри его бывшего города, прямо в центре, стоят разрушенные здания. В них много вещей, которые он собирал вместо того, чтобы искать эмоциональных. Он положил все рядом со мной. Я смотрел на этот блокнот и вспомнил тот, что потерял в городе J. Мне почудилось, что я переверну страницу и увижу там ужасные рисунки. Рисунки, которые почему-то решил скрыть от всех. То невинное безумие, которое было в потерянном мной блокноте, было невозможно для понимания Леона или Нурлана. Я только сейчас это понял. Я взял блокнот в руки. Он был совершенно чистым. Улыбнувшись, я сказал спасибо. Юноша ответил, что знал, что я оценю этот подарок. Еще он добавил, что почувствовал, что именно эта вещь заставит меня улыбнуться. Он ушел, и мы больше не пересекались до вечера.

Когда все ели у костра, я отказался от уже привычного жареного. Я ел наши припасы из города. Почему-то, когда я ем с костра, я перестаю контролировать собственные эмоции. Возможно, из-за отсутствия привычки к такой пище. Я ел и смотрел на блокнот. Вернее, вглядывался в то, что хочу написать или нарисовать в нем первым. Может быть, он станет моим дневником и я смогу быть честным на бумаге. Вдруг это поможет мне перестать врать себе со временем?

Часть 29

Уже стемнело. Моего нового друга звали Андрей. Пока Леон разговаривал со своим окружением об организационных деталях лагеря, я увлекся разговором с Андреем. Вокруг нас царила не такая атмосфера, как в нашем лагере. Было гораздо тише, и дело не только в разговорах. Будто люди думали шепотом или и вовсе скрывали то, что они думают о чем-либо. Леон сидел в окружении четырех человек. Остальные вели себя каждый по-своему. Кто-то шатался из стороны в сторону, кто-то лежа смотрел на костер и бессвязно бормотал. Мы с Андреем были будто оторваны от всех вокруг, мы говорили о сущности людей и их предназначении. Мне нравилось говорить на такие темы и ему, видимо, тоже. Мы с ним сходились во многом, но застряли на споре о выживании и масштабе сознания. Мне кажется, что человек не заканчивается и не начинается на телесном. Я думаю,