ясно. Эта горилла взяла ошметок ноги, который лежал возле его, и начал его есть. Он схватил кусок мяса зубами и со свирепостью оторвал его. Кровь стекала по его подбородку. На секунду он застыл, стал спокоен и безразличен ко всему. Свирепый человек, которого мы видели секунду назад, стал словно люди из городов, которые поддались препарату «I2». Но стало ясно: он убил их, чтобы съесть.

Меня вырвало сразу же, как только я это увидел. Я упал на колени и зарыдал. Рвота попала мне на руки и смешалась с землей. Я выплакал то, что мне было нужно, и гнев вернулся. Теперь я был уверен, что это он. Я встал и набросился на него. Перед моими глазами были образы его жертв. Они могли и не догадываться о том, что этот человек так поступит с ними. Они могли заботиться о нем, жалеть и ухаживать. Но этот сумасшедший распорядился иначе. Он и не человек вовсе, его безумие взяло над ним верх, и теперь он раб собственного гнева! Я схватил его за шею обеими руками и начал душить. Мы упали, я не видел его перед собой, в моих глазах потемнело. Я быстро пришел в себя. Мне никто не сопротивлялся. Я увидел лицо этого животного, оно наслаждалось моим касанием. Моей ненавистью, моей жестокостью. Он начал трястись и запрокидывать голову назад. Я разжал руки и хотел убрать их от его шеи, но он не дал мне этого сделать. Он держал мои руки, чтобы испытывать мой гнев как можно дольше. Я вырвался, но он пополз в мою сторону. Он хотел, чтобы я коснулся его снова. Я не знал, что мне делать. Леон стоял в стороне и наблюдал за всем происходящим, не вмешиваясь. Я взглянул на него и понял, что мне нужно сделать. Я протянул свою руку, и начал ждать, когда до нее дотронутся. Пока этот безумец полз ко мне, я наполнялся ненавистью к нему. Я снова вспоминал, что он натворил, во всех красках. Он полз ко мне медленно. В его глазах было видно: мои эмоции для него единственное, что он хочет. Он коснулся моей руки своим лбом и начал корчиться. Я знал: если моя рука останется с ним, он умрет. Это то, чего мы оба хотели. Мы оба ждали, и это свершилось. Он рухнул на землю без дыхания. И в этот миг я успокоился. Я почувствовал его смерть. Обычно тот, кого касаются, испытывает эмоции того, кто касается. Но так происходит, только если один из участников этого обмена эмоциями ничего не испытывает. Я почувствовал в момент смерти его эмоции. Вернее, как они прекратились. Внезапное ничего. Ни страха, ни боли, ни ненависти. Лишь спокойствие и умиротворение. Видимо, отсутствие боли и есть умиротворение. Теперь я это понял. Я остался сидеть на земле, опустив голову вниз. Леон, постояв немного, лишь сказал, что теперь я пойму его. Теперь мы сможем взглянуть на многие вещи под одним углом. И ушел, видимо, осмотреть последствия катастрофы, которые окружали нас. Размышляя о всем происходящем, я понял еще кое-что. Все это время я ел человеческую плоть.

Часть 33

Всю ночь я сидел на месте моего первого убийства. Было сложно осознать то, что только что произошло. Мои мысли все время уводили меня к закатанным глазам моей жертвы. Я не пытался оправдать себя, я это сделал, и теперь многое из того, что я говорил, потеряло значение. Многое, что я говорил, не оправдалось на практике. Я называл Леона жестоким, а людей, которые отнимали жизни, животными. Даже того, кого я убил, я называл зверем. Но в итоге сам стал им, как только получил зеленый свет. Леон свалил всех, кто был убит, в одну кучу. Их тела давили друг друга своим весом, и было сложно разглядеть кого-то конкретного. Куча тел, которые больше напоминали пластмассовых манекенов. Окровавленных и изуродованных манекенов. Этой ночью Леон иногда пытался заговорить со мной. Снова что-то о целях и оправданных жертвах. Снова о том, что не время заботиться о единицах. Но я так устал от этого. Я ушел из города, чтобы смотреть и чувствовать, но я уже давно не вижу разницы между теми, кто остался, и теми, кто ушел.

Я встал и, медленно подойдя к Леону, сел рядом. Я спросил, знал ли он, что все это время мы ели человеческую плоть? Я был уверен, что он знает, но мне хотелось услышать его ответ. Он, посмотрев на меня, сказал, что знал. Я взялся за голову и сжал руки как можно сильнее, чтобы силой заглушить всю ненависть, которую испытывал в данный момент. Но эта информация будто смешалась с общим фактом моего убийства и проскочила между всем испытываемым мной ужасом. Она словно осталась без должного внимания.

Этой ночью меня часто рвало. Я понимал, что я это делал от незнания того, что ем, но было несложно догадаться после того, как я увидел, что происходит с этим животным, который ел людей. Он ел и испытывал их эмоции. Наверное, это остаточный эффект от препарата «I2». Все встало на свои места. Еды из городов практически не достать, вокруг нет ничего, что можно было бы поймать для еды, кроме одного. А те, кто безумнее остальных, на секунду испытывают что-то новое, поедая других. Я сидел и смотрел на землю, свои руки. Я не видел ничего, ради чего можно было жить. Больше нет ясного мира за пределами городов. Нет ни одного места в мире, где бы люди могли быть счастливы. Но мне кажется, я могу еще кое-что сделать. Мне нужно что-то сделать, иначе я не знаю, как я смогу жить с мыслью обо всем этом.

Я сказал Леону, что нам нужно пойти в город С и вернуть жизнь этому лагерю. Леон ответил, что не может так рисковать. Если мы не вернемся в свой лагерь вовремя, то произойдет то, чего я хотел бы избежать. Он сказал, что во всех городах сейчас усиленный контроль из-за нас. Единственный город, в который дольше всех доходит отчет о ситуации, – это город А. Поначалу я хотел возразить ему, но мои мысли были сосредоточены на другом. Я не верю в то, что каждый прибегает к такому способу выживания, поедая всех вокруг себя. Я сказал, что в обратный путь я пойду один. Я помогу лагерю С и только потом вернусь. Он ничего не ответил,