невозможно было точно сказать, какого они цвета; в них не найдешь ни ослепительного блеска черных глаз, ни мечтательной нежности голубых, ни особой утонченности серых; их неопределенный цвет придавал им неповторимую соблазнительность и все оттенки выразительности».

Очень поэтично, не правда ли? И вполне совпадает с портретами Франсуа Буше, которому будущая маркиза всегда оказывала покровительство.

Не исключено, что именно это покровительство маркизы и повлияло на то, что на портретах кисти Буше она предстает чуть ли не богиней красоты со свежим, румяным и достаточно упитанным лицом. В то же самое время история донесла до нас массу фактов, свидетельствующих о том, какого слабого здоровья была эта женщина, и каких невероятных усилий требовало от нее поддержание иллюзии любвеобильной и цветущей красавицы.

Так или иначе, но ее «неопределенного цвета» глаза вскоре оказались напротив королевских на последовавшем за балом-маскарадом представлении итальянской комедии. Жанне-Антуанетте пришлось сильно постараться, чтобы получить место рядом с королевской ложей. В итоге король снова пригласил мадам д’Этиоль поужинать…

* * *

А еще через несколько дней простодушный король, пожелавший превратить неуправляемую идиллию в постоянную связь, предложил Жанне-Антуанетте переехать к нему в Версальский дворец, и она не заставила себя долго упрашивать. Переезд состоялся 31 марта 1745 года.

22 апреля для короля и его новой пассии был приготовлен еще один роскошный ужин, на который были приглашены герцог Люксембургский и герцог де Ришелье.

Было очень весело. Жанна-Антуанетта в тот вечер превзошла сама себя. Никогда еще ум ее не был таким ясным, гибким и восприимчивым. Они перебрали сотни тем, и каждый раз она показывала удивительную осведомленность и оригинальность выводов. Тонкое кокетство, нежные улыбки, выразительные взгляды — все было пущено в ход.

Влюбленный король был совершенно счастлив. Известно, например, что в это время его ждали на балу у испанского посла, но он был так увлечен, что даже ни разу не вспомнил об этом. Ужин и сопутствующая ему непринужденная беседа длились до пяти часов утра.

Чутье придворного, никогда не изменявшее герцогу де Ришелье, на этот раз изменило ему, и он не увидел в мадам д’Этиоль ни того, чем она обладала, ни того, чем она могла очень скоро сделаться. Ее веселость показалась ему наигранной, шутки — неестественными, резвость и игривость — неуместными. Он был весьма холоден к ней, не восхищался, в отличие от короля и герцога Люксембургского, ее умом, не говорил о ее неземной красоте. Такого отношения она никогда не сможет ему простить…

Король расстался с мадам д’Этиоль лишь на другой день, ближе к полудню, когда порыв страсти стал спадать. Как же все было хорошо! Он был весь преисполнен нежностью и благодарностью за подаренное ему блаженство, а она, чувствуя его наслаждение, словно зарядилась шедшими от него токами и еще долго лежала в изнеможении, потерянная в пучине радости.

После этого Жанна-Антуанетта заняла прежние покои мадам де Майи и мадам де Шатору. О, какие удивительные истории могли бы рассказать стены этих комнат, если бы стены умели говорить!

* * *

Герцог де Люинь 22 апреля 1745 года сделал следующую запись в своем дневнике:

«Речи, которые ведутся о мадам д’Этиоль <…> наводят на мысли о том, что Вине[5] пользуется довольно большим доверием; он утверждает, что эти речи далеко не справедливы. Около месяца назад он говорил, что клеветнические слухи, распускаемые о мадам д’Этиоль, отвратительны и не имеют под собой ни малейшего основания; и в доказательство добавил, что она приезжала сюда лишь выхлопотать должность откупщика для мужа, а добившись своего якобы больше не появлялась при дворе. Однако совершенно точно, что она появлялась после на балете и в театре».

Этим не слишком уверенным словам противоречит следующая запись от того же числа в том же дневнике:

«22 апреля король ужинает в своем кабинете; это снова был приватный ужин с мадам д’Этиоль, на него был допущен месье де Люксембург».

23 апреля 1745 года герцог де Люинь записал:

«Король снова обедал с мадам д’Этиоль, но в совершенно приватной обстановке. Никто точно не знает, где она живет, однако я думаю, что в небольших покоях, принадлежавших ранее госпоже де Майи, по соседству с малым кабинетом; она не живет там постоянно, разъезжает по Парижу, а вечером возвращается сюда».

В это время обожавший свою молодую жену Шарль д’Этиоль находился в имении своего друга маркиза де Ля Валетта. Там-то он и узнал от своего дяди Ле Нормана де Турнэма, что жена оставила дом, переехала в Версаль и сделалась любовницей короля.

Господин де Турнэм, бывший, разумеется, союзником Жанны-Антуанетты, объявил племяннику:

— Она так давно об этом мечтала, что не смогла устоять. Тебе, мой дорогой, не остается ничего другого, как забыть о ней.

Несчастный супруг в буквальном смысле упал без чувств. Придя в себя, он не нашел ничего лучше, как схватить пистолет и закричать, что отправится разыскивать свою жену в королевский дворец. Пришлось разоружить его и кое-как вразумить. Тогда, будучи в полном отчаянии, он объявил, что лишит жизни себя, и в этом ему никто уже не помешает. Но перед этим следовало написать жене-изменнице все, что он о ней думает. Письмо было составлено, и он попросил дядю передать его Жанне-Антуанетте.

Полный патетики «крик души» д’Этиоля был тотчас доставлен адресату, а когда Жанна-Антуанетта показала письмо королю, тот прочитал его с большим вниманием и, возвращая назад, воскликнул:

— Ваш муж, мадам, похоже, очень добропорядочный человек!

Развод Жанны-Антуанетты с Шарлем д’Этиолем был оформлен 16 июня 1745 года.

По словам герцога де Люиня, несчастный муж при этом «упал в обморок», и «ему пришлось согласиться на развод», который был заверен нотариусами Перре и Мессеном. В