– Почему не знаешь ничего? Она же при тебе была, – прищурил глаза Радан.

– Потому, что в этом всем замешан тот, против которого я – блоха! – взревела я в отчаянии.

– Дочка Алистера и вдруг блоха в ковене? – недоверчиво протянул Радан.

– Даже мельче, – опустила я глаза. – Отец да, он весомый ведьмак здесь. А я так, – махнула рукой. – Но здесь и он ничего не знает, поверьте мне, – взмолилась я.

– И кто ее забрал?

– Я не могу сказать. Простите. Одно только прошу, выиграйте бой, и я сдержу слово. Какова бы ни была участь Идрис, вы о ней узнаете. Это все, что я могу сделать для вас, – сказав это, я развернулась и быстро направилась прочь с арены.

– Такая же тростинка, – пробурчала Татиса, затягивая на мне корсет платья. – Ты хоть вообще ешь? – покачала она головой, окидывая меня взглядом.

Я пропустила реплику мимо ушей, напряженно вглядываясь в окно, за которым уже вовсю балом правила ночь и огромные фонари освещали территорию арены, на которой прохаживался наставник вервольфов, то и дело похлопывающий себя по бедру хлыстом. Битва, приуроченная к празднику поминовения душ умерших…как насмешка, ей богу. Наш ковен точно накличет на себя гнев высших сил, не иначе. Эта мысль пульсировала в голове, заставляя все больше и больше ухудшаться настроение. Я уже не рада была, что согласилась исполнить мелодию открытия противостояния, которая символизировала собой извечную борьбу жизни и смерти. Кинув мрачный взгляд на скрипку, я нахмурилась. Внизу в парадном зале зазвучала мелодия фортепиано.

– Кто уже приехал? – напряженно спросила я у Татисы.

– Да практически все, за исключением наследника и самого советника Гардана, вервольфы которого будут сегодня участвовать в бое. Около пятидесяти представителей нашего ковена. В основном советники со своими спутницами.

– Власть имущие, которые должны нести прекрасное в мир, – с сарказмом проговорила я.

– Ну, такие бои всегда были развлечением с одной только разницей в том, что раньше в них участвовали наши же мужчины и бои шли не до смерти противников, теперь же дерутся те, кто находится во власти как подчиненный. Ваш отец тоже ведь раньше, когда был молод, каждый год выступал на арене перед королем. Как вспомню – молодой, красивый, все девицы по нему с ума сходили, а он вашу мать выбрал, – улыбнулась Татиса, надевая мне на руки перчатки из мягкой замши.

– Бедная мама, – пробурчала я себе под нос. – Скажи, я как-то слышала, что отец перестал участвовать в боях потому, что в одном из них его брат погиб.

– Да, – Татиса враз стала напряженной, поскольку явно до сих пор болезненно воспринимала разговоры о произошедшем. – Темная дата в семье вашего отца. После того ни его мать, ни отец, ваши дедушка и бабушка, так и не оправились, а вскорости, не прошло и года, как они покинули этот мир.

– А как это произошло? Папа никогда не рассказывал.

– Да кто его знает. Толком все произошло непонятно как-то. Листрат вышел против одного из сильнейших бойцов, никто не думал, что он победит. Но произошло просто что-то невероятное. Когда Листрата объявили победителем, сам король надел на него венок командира легиона, сказав, что лучшего бойца он в жизни не видывал и только ему доверит тренировать своих бойцов. Когда закончились поздравления, Листрату внезапно стало плохо. Мы не успели ничего сделать. В считанные секунды его сердце остановилось. Вот с тех пор ваш отец и не выходил на арену короля. Страшное событие, не спрашивайте больше о нем у меня, – у Татисы заблестели на глазах слезы. – И да, ваша мать…она тогда играла в последний раз на скрипке и была именно в этом платье, – женщина с грустью провела пальцами по полупрозрачной ткани.

– Поэтому ты так смотрела на меня там, в маминой комнате? – нахмурившись спросила я.

– Да, словно вернулась на несколько лет в прошлое. То же платье, та же скрипка, – Татиса окинула меня взглядом. – Она так красиво играла тогда. Белокурые волосы развивались на ветру, платье едва скрывало ее тоненькую фигурку. На губах эта ее чарующая улыбка и волшебная мелодия. Кириан глаз с нее не сводил, пока она выводила смычком нечто неповторимое. Я тогда была приставлена к ней как служанка, поскольку она уже была невестой его, поэтому я находилась все время рядом с ней.

– Может надеть что-то другое? – поежилась я, окинув взглядом себя в зеркале. – Его вообще это платье выбросить значит нужно, а не хранить. Оно ведь с таким нехорошим событием связано.

– Да брось ты, Амаль. Это всего лишь платье. Да и, кроме того, это ведь так прекрасно, надеть то, что носила некогда твоя мама. Поверь, я знаю, о чем говорю, ведь у меня о моей матери на память не осталось ничего. Лишь понимание, что порой родители могут бросить своего ребенка, – грустно провела она рукой по ткани на моем плече и мне стало жаль ее, ведь я знала грустную историю Татисы, которую родная мать бросила ради мужчины. – Отец твой, я так думаю, решил отпустить это самое прошлое, поэтому и разрешил тебе надеть и платье, да и скрипку взять. Я даже рада этому. Все смягчится хоть немного к тебе может, – она притянул меня к себе и поцеловала в щеку.

– Может ты и права, – неуверенно ответила я, с неприязнью еще раз окинув себя взглядом в зеркале. – А платье это, его отец маме тоже подарил?

– Да, вместе со скрипкой, – кивнула Татиса.

– Ну тогда понятно. Ладно, пойду вниз уже, до боя осталось меньше получаса, – сказала я, взяв в руки футляр с инструментом.

– Иди, красавица моя, и сыграй там не хуже матери, – улыбнулась Татиса, легонько подтолкнув меня к двери.

– Сыграю, – усмехнулась я. – Это не тот случай, когда я была бы рада показать, на что способна, но очень уж хочется уехать отсюда. Угожу отцу и свобода, – подмигнула я Татисе и вышла из комнаты.

Смех, звуки разговоров и музыка. Мне было непривычно все это, ведь у тетки я жила в некоего рода затворничестве и единственными нашими гостями были престарелые склочницы-ведьмы, приходящие каждый вечер на чашку травяного чая с огромным багажом подарков в виде сплетен обо всех в округе. Тихонько спустившись по ступенькам, я подошла к залу и выдохнула. Затем кивнула дворецкому и, когда тот распахнул передо мной дверь, осторожно вошла в огромную, сверкающую комнату. Неуверенно остановившись, я крепче прижала к себе футляр скрипки, словно ища у него поддержки. Первое представление членам совета. Отец должен был вывести меня в свет еще три года назад, но так этого и не сделал. И вот теперь. Едва только меня заприметили, я судорожно сглотнула, не зная, куда деть себя от волнения.

– Моя девочка, – послышался голос, а спустя мгновение ко мне подошел отец и взяв за руку провел в центр зала. – Это моя прекрасная дочь, – громко проговорил он, подав знак сидевшей подле фортепиано женщине, чтобы она прекратила играть. – Амаль, – с улыбкой добавил он.

– Черт, и где ты прятал это сокровище? – проговорил первый из подошедших ко мне гостей, невысокого роста толстяк, который занимал должность канцлера при Данте.