– Арсен Люпен, Арсен Люпен! – пробормотал Ганимар.

И в приступе неудержимой ярости он вцепился ему в горло, стараясь повалить. В свои пятьдесят лет полицейский обладал недюжинной силой, а его противник был явно не в лучшей форме. Поимка Люпена – какая это будет победа!

Схватка оказалась короткой. Арсен Люпен как будто и не защищался, но Ганимар отступил с той же поспешностью, с какой атаковал. Его правая рука повисла бессильной плетью.

– Если бы на набережной Орфевр обучали джиу-джитсу, ты знал бы прием удэ-хишиги, как он называется по-японски. Еще минута, – холодно продолжил Арсен Люпен, – и я сломал бы тебе руку, что стало бы заслуженным наказанием. Как мог старинный, уважаемый мною друг, которому я открыл свой маскарад, злоупотребить моим доверием? Стыдно… Ну да ладно. Что там у тебя?

Ганимар молчал. Он винил себя за побег Люпена – это он, комиссар, сделал сенсационное заявление, это он ввел в заблуждение правосудие. Побег преступника – позорное пятно на беспорочной службе. Слеза скатилась к седому усу комиссара Ганимара.

– Господи! Ганимар! Не вини себя! Если бы не заговорил ты, я бы постарался, чтобы заговорил кто-то еще! Не мог же я допустить, чтобы Дезире Бодрю осудили!

– Так там был ты? И здесь тоже ты? – прошептал Ганимар.

– Да, я, только я и там и здесь.

– Но это невозможно.

– Возможно, и не надо быть магом и волшебником. Достаточно, как сказал уважаемый судья, тщательно готовиться добрый десяток лет, и ты будешь готов к любым передрягам.

– Но лицо? Глаза?

– Я не из любви к искусству проработал полтора года у доктора Альтье в больнице Святого Людовика. Тот, кто в один прекрасный день будет иметь честь именоваться Арсеном Люпеном, не пожелал подчиняться примитивному закону неизменной внешности. Внешность? Ее можно менять по собственной прихоти. Укол парафина под кожу, и вы получаете припухлость в нужном вам месте. Пирогалловая кислота сделает из вас смуглого могиканина. Сок чистотела украсит язвами и лишаями. Найдутся химикаты, чтобы подействовать на рост бороды, волос, изменить голос. Прибавьте к этому двухмесячную диету в камере № 24 и упорные тренировки, чтобы именно так кривить рот, именно так горбиться и держать голову. И, наконец, пять капель атропина, чтобы взгляд стал рассеянным и невидящим. Все сработало.

– Но как не заметили охранники…

– Я менялся постепенно, они не могли за этим уследить.

– А Дезире Бодрю?

– Он существует. Бедняга ни в чем не повинен. Я познакомился с ним год назад. Он и в самом деле немного похож на меня. И я поместил его в безопасное место на случай возможного ареста, потому что в жизни все может быть. Я постарался понять, чем отличаются наши лица и как мне изменить мое лицо, чтобы походить на него как можно больше. Друзья позаботились, чтобы он провел ночь в участке и оказался во дворе примерно в одно время со мной. Установить совпадение при помощи ваших книг не составило труда. Наша встреча была необходима, чтобы сразу стало ясно, кто я. Правосудию всегда в первую очередь нужен ответ, и я нисколько не сомневался, что оно за него уцепится. Я представил Бодрю, и все признали, что произошла подмена, хотя осуществить ее было практически невозможно. Но всегда лучше иметь ответ, чем признаться, что найти его не можешь.

– Это точно, – вздохнул комиссар Ганимар.

– У меня к тому же был еще один козырь, и я заручился им заранее: все знали о моем побеге, все ждали его с нетерпением. В партии, которую разыгрывали закон и я и на кону которой стояла моя свобода, вы, его представители, допустили большую ошибку. Ту же самую, что и в случае с бароном Каорном. Вы сочли мое заявление о побеге похвальбой, сочли, что у Арсена Люпена голова закружилась от успехов. Это у меня-то! Разве Арсен Люпен юнец-желторотик? Точно так же, как в деле барона, вы не задумались, не спросили себя: «Если Арсен Люпен начал кричать со всех крыш, что он убежит, зачем ему это надо?» Черт побери! Да мне для того, чтобы убежать… еще когда я находился в тюрьме, нужна была вера в мой побег, твердая уверенность в его осуществимость, он должен был стать неотвратимым, как восход солнца. Я постарался, и вера возникла. Арсен Люпен убежит! Арсен Люпен не будет присутствовать на собственном процессе! Когда ты встал и сказал: «Подсудимый не Арсен Люпен», в зале не было ни одного человека, кто бы тебе не поверил. Но если бы кто-то усомнился, если бы кто-то хоть на одну секунду предположил: «А может, это все-таки Арсен Люпен?», то я бы проиграл. На меня надо было смотреть с одной-единственной мыслью: это не Арсен Люпен, как ты и смотрел. Мысль, что, возможно, я все-таки Арсен Люпен, сделала бы меня узнаваемым, несмотря на все мои ухищрения. Но я был спокоен. Подобная мысль не могла возникнуть ни у кого – ни логически, ни психологически.

Люпен взял комиссара Ганимара за руку.

– Признайся, Ганимар, после нашей встречи в Санте ты ждал, что через неделю в четыре часа я появлюсь у тебя, как обещал.

– А побег из тюремного фургона? – произнес Ганимар, не пожелав ответить на вопрос.

– Ложный ход! Друзья починили списанный фургон и подменили им настоящий, хотели попытаться мне помочь. Но я знал, что понадобится слишком много счастливых обстоятельств, чтобы мне действительно удалось убежать. Однако я довел дело до конца и позаботился об огласке. Удача первого обеспечивала успех второго.

– Значит, сигара…

– Да, я вложил в нее записку, и в нож тоже.