Больше часа эти дети изучали меня, словно решая, могла бы я стать матерью кого-то из них. Коротко стриженная смотрительница за громоздкой дубовой стойкой в углу зала увлеченно разглядывала каталоги по искусству. Я коснулась стекла, закрывающего портрет одной из девочек. У нее были красивые длинные косы. Что заставляет нас свернуть с пути? В какой момент мы принимаем решение? Кого винить?

По дороге домой я убеждала себя, насколько глупо было искать в этих портретах знакомые черты. Мне вообще не следовало туда ходить.

В тот день я забрала Вайолет пораньше, зашла с ней в кафе и взяла нам горячий шоколад. Она угостила меня половинкой печенья.

– Ты очень добрая девочка, – сказала я. Она слизнула крошки со своей половинки, обдумывая ответ.

– Ноа говорит, я злюка. Он мне не нравится.

– Просто Ноа плохо тебя знает.

Она кивнула.

Ужинать мы не стали – от сладкого пропал аппетит. В ванне она закрыла глаза и плавала в пене, как снежный ангел.

– Ноа у меня завтра получит.

От ее слов екнуло сердце. Я выжала мочалку и положила на кран, стараясь казаться невозмутимой. Она ожидала моей реакции.

– Это нехорошо, Вайолет. Нельзя обижать других детей. Лучше расскажи ему, что тебе в нем нравится. Может, он всегда делится игрушками или с ним весело играть.

– Нет, – отрезала она и опустила голову под воду.

На следующий день я солгала, что мне нужно к врачу, и попросила тебя забрать ее из сада. Вместо этого я ходила кругами по супермаркету и ушла, так ничего и не купив. На подходе к дому у меня закололо сердце. Я с самого утра не выпускала из рук телефон, ожидая звонка.

– Ну, как дела? – сдавленно спросила я.

– Воспитательница говорит, день прошел замечательно. – Ты взъерошил ей волосы. Вайолет ела спагетти. Она подняла взгляд и всосала макаронину сквозь дырку от выпавшего зуба.

Перед сном, загружая ее одежду в стиральную машину, я обнаружила в кармане платья клок кудрявых белокурых волос. Мне стало неуютно. Потом до меня дошло, чьи они. Маленького, застенчивого, бледного Ноа с копной светлых кудряшек.

– Фокс!

– У меня для тебя сюрприз, – отозвался ты из гостиной. Твой голос звучал веселее обычного. Я сжала прядь в кулаке. Ты протянул мне маленькую квадратную коробочку. Я вспомнила – в тот день ты проходил ежегодную аттестацию. Тебя повысили и существенно увеличили зарплату. – Ты очень много для нас делаешь, – произнес ты и поцеловал меня в лоб. Я открыла коробочку. Там оказалась золотая цепочка с кулоном, на котором была выгравирована буква «В». Я приложила ее к шее. – Сейчас у нас непростой период, но я тебя люблю. Хочу, чтобы ты знала.

Ты стащил с меня кофту, сказал, что хочешь меня.

Волосы лежали в кармане джинсов. Когда мы закончили, я выбросила светлый клок в унитаз.

Утром, по дороге в детский сад, я спросила Вайолет, что случилось с Ноа.

– Он обрезал себе волосы.

– Сам?

– Да. В туалете.

– Что сказала воспитательница?

– Не знаю.

– И ты тут ни при чем?

– Нет.

– Ты меня не обманываешь?

– Нет, честное слово.

Наша дочь молчала. Мы прошли квартал. Наконец она произнесла:

– Я помогала ему отряхнуться, поэтому его волосы попали ко мне в карман.

Завидев Вайолет у входа в садик, Ноа подбежал к своей маме и уткнулся лицом в ее ноги. Он был побрит наголо. Вайолет невозмутимо проплыла мимо. Мама Ноа спросила его, что случилось. «Ничего», – прохныкал он. Она предложила ему высморкаться. Я сочувственно улыбнулась. У нее был усталый вид. Она вымученно улыбнулась и помахала в ответ, сжимая в руке использованную салфетку. Мне следовало бы подойти к ней и сказать: «Хорошо вас понимаю. Иногда бывают тяжелые дни» – однако ноги меня не держали. Я мечтала поскорее сбежать.

На обратном пути я думала о фотографиях со вчерашней выставки. О женщинах, стоящих за теми детьми. Ее мать выглядела совершенно нормальной. Такой же, как все.

В тот же день, уже вернувшись с Вайолет из сада, я зашла на кухню и увидела, как она стоит на стуле рядом с буфетом и водит пальчиками в банке с маринованными огурцами.

– Ты что делаешь?

– Ловлю китов.

Я взглянула ей через плечо: она старалась поймать последние несколько огурчиков, прятавшихся в зарослях укропа. Знаешь, они действительно были похожи на китов. У нее острый, цепкий ум. Иногда мне хочется забраться к ней в голову, чтобы выяснить, как же она мыслит. Страшно даже представить, что там можно обнаружить.

Вряд ли ты помнишь имя того мальчика: Элайджа. Его хоронили в субботу в начале ноября. Перед похоронами два дня подряд лил дождь. У нас у всех было плохое настроение, как и всякий раз, когда в квартире становилось сыро и холодно. Мы оставили Вайолет дома с няней. Пока нас не было, она нарисовала картинку: двое детей, один улыбается, другой плачет, на его груди накалякано красное пятно – видимо, кровь. Я протянула тебе рисунок. Ты молча положил его на полку и вызвал для няни такси. Вайолет было почти пять лет.

Вечером, когда мы легли в постель, я предложила поговорить. День выдался тяжелый и печальный, но я не могла молчать. Ты знал, что я хочу обсудить.

– Черт возьми, ты что, ничего не поняла из сегодняшней проповеди? – процедил ты сквозь зубы и добавил: – Это же просто рисунок.

Нет, не просто рисунок. Я перевернулась на спину, глядя в потолок и теребя кулон на цепочке.

– Прими ее такой, какая она есть. Ты же мать.

– Знаю. Я стараюсь. Правда стараюсь. – Я пыталась убедить нас обоих.

Тебе требовалась идеальная мать для идеальной дочери, никак не меньше.

Утром рисунок Вайолет исчез. Среди мусора его не оказалось. Я проверила ведро на кухне, в ванной, рядом с моим столом. Я так и не спросила, что ты с ним сделал.

На похоронах священник говорил о том, что у Господа есть план для каждого из нас, и душе Элайджи не была уготована старость. Его слова не укладывались у меня в голове, ведь я знала, что именно случилось неделю назад в парке за детским садом. Я своими глазами видела, что произошло за несколько секунд до того, как бедный мальчик упал с высокой горки.

Я была измучена – Вайолет опять плохо спала ночью, просила пить, требовала, чтобы я включила свет. Уже несколько недель мне не удавалось поспать как следует. Возможно, из-за этого мои мысли перепутались, и я не могла нормально соображать.

Около десяти секунд. Именно столько Вайолет наблюдала за Элайджей. Он бежал с противоположной стороны большого игрового комплекса к самой высокой горке. Она стояла на самом верху, держа руки за спиной, и не сводила глаз с мальчика. Он направлялся к ней по качающемуся мостику, крича от восторга. Свежий ветер раздувал его длинные волосы.