Беспорядочно шарю по сидению, а в пальцы никак не попадают листы. С трудом понимаю, что не в палате, где все рядом - чужой кабинет, надо искать. Затылок взрывается болью. Если не выплесну предсказание в стих, доконает до обморока. Сквозь красные и черные пятна в глазах нащупываю ящик стола. Нет. И во втором нет. Третий и наконец-то бумага. Где карандаш? Быстрее, быстрее!

Он - художник, чертит ласку на холсте нагого тела,

Пальцы-кисти окуная в капли пота как в палитру.

Стоны плачем под мужчиной, этого ведь ты хотела?

Так не прячь лицо в подушку, вспоминая ночь под утро.

Карандаш продавливает последние буквы, а я комкаю лист. Уши краснеют - обожжешься. Какой еще художник? Как я его встречу, сидя взаперти? Вселенная придумала новую шутку и дразнит несбыточным. Всему свое время, знаю, но проще поверить в атаку на центр, чем в это. Вранье, что санитары засматриваются на пациенток, не нужны мы им, когда вокруг полно нормальных. А психиатры и за женщин не считают. Набор рефлексов, реакций и сбитых поведенческих шаблонов. Чем глубже заглядывают, тем дальше хотят быть, и дело не в профессионализме. Кто тогда? Еще и художник. Бред.

Замок пищит, запуская в кабинет капитана Назо.

- Пойдем, провожу тебя, - начинает говорить он и останавливается в двух шагах от порога. Теперь, очнувшись, я тоже вижу вывернутые ящики стола, ворох бумажных листов, рассыпавшиеся скрепки и мятый ком у себя в руках. Просил ничего не трогать, помню.

- Я... у меня, - заикаюсь, не зная, как оправдаться.

- Что там? - строго спрашивает капитан и тянется к мятому предсказанию. - Отдай.

- Нет!

Кричу слишком громко, и он инстинктивно отдергивает руку, будто я взбесившаяся собака. Опускаю глаза и повторяю тише.

- Нет, можно я оставлю это себе? Пожалуйста.

- Как хочешь.

За этот тяжкий вздох медика мне больно. Он молча прибирает устроенный мною бардак, раскладывая по ящикам бумагу, упаковки с чем-то медицинским и медленно, по одной поднимает с ковролина скрепки. Опускаюсь рядом на колени и пытаюсь помочь, но он забирает то, что собрала.

- Хватит, дрон-уборщик есть, пойдем.

Прячу мятый комок за спиной, в мыслях нет выбросить в урну. Найдет кто-нибудь и прочтет, я знаю. А потом подумает плохо про капитана. Неприличные стихи на работе читает. Или сам пишет, что намного хуже. Снова лифт и самый последний этаж под крышей. Кнопка на панели держится отдельно, как наказанный за шалости ребенок. Его в угол поставили, и он смотрит украдкой оттуда, как играют и смеются другие дети. В какой угол сейчас поставят меня?

Двери кабины открываются, и на меня обрушивается поток летнего зноя, с которым не справляется климат-система. Прозрачные стекла в металлической паутине оконных рам фасада с легкостью пропускают весь жар светила на полукруглую площадку перед лифтом. Пустую и блестящую металлическими наличниками единственной двери в стене. Что может быть в медицинском центре так высоко? Под самым шпилем.

- Проходи, - тихо говорит капитан, касаясь ладонью считывателя замка, - это моя квартира.

Комок бумаги в кулаке становится влажным от моих нервов. Все еще не верю, думаю, что шутка, но нет. Обычная прихожая обычной квартиры. Форменная куртка на вешалке, высокие армейские ботинки на подставке и зеркало с моим бледным лицом. Внутри так же жарко, а стоит мне переступить через порог, с потолка тянет холодным воздухом.

- Выключаю, когда ухожу на дежурство, - рассказывает капитан, - не зачем климат-системе впустую молотить. Я один здесь, гостей почти не бывает, никто тебя не найдет и не потревожит. Сухпаек на кухне в нижних шкафах, в холодильнике тоже что-то есть. Располагайся, а мне на работу надо. Я закрою тебя, охрану к дверям нужно ставить? Сбегать собираешься?

- Некуда мне бежать, - оборачиваюсь к нему и нахожу в себе силы посмотреть в глаза. - Обещаю не устраивать погром. На этот раз честно.

Мимика на лице капитана играет, как у хорошего актера. Сначала он недовольно хмурит брови, потом скептически кривит губы, а в завершении морщится, как от горького лекарства.

- Надеюсь, что не будет пожара или потопа. В котором часу ты принимаешь препараты?

Вот оно. Списал все на буйство умалишенной. Логично для медика, но мне неприятно.

- Я не сижу на препаратах.

- Почему?

А в глазах настороженность пополам с удивлением. Как теперь объяснять, что они не нужны? Не поверит же.

- Стойкая ремиссия. Только витамины, анальгетики от головной боли и снотворное иногда.

- Хорошо, - отвечает капитан, а я по тону догадываюсь, что плохо. Важный очень, раз живет в главном медицинском центре, перед таким врачебная тайна - не тайна. Залезет в историю болезни, а там вся моя красота с обмороками, припадками и тремя попытками суицида.

- Вечером вернусь, - обещает Назо, разворачивается и уходит, закрывая за собой дверь. Это что за приказ такой сочинил генерал, чтобы мудрецов по квартирам офицеров прятать? Понимаю, хотел забрать себе Мотылька на законных основаниях, но при чем тут я? Хорошо, что в предсказании художник, а не медик, это успокаивает. Но вторгаться в чужую жизнь страшно даже под принуждением.

Пока я нерешительно мнусь в прихожей, рассматривая через коридор очертания квадратных диванов в гостиной, из-под вешалки с противным попискиванием выкатывается дрон-уборщик. Маленький домашний робот, втягивающий пыль, подметающий грязь и протирающий пол влажным валиком. В центре такие прибирались утром и вечером, а у капитана, кажется, автоматически настроены под его рабочий график. Уборщик тычется в ноги и бесшумно сканирует меня, определяя параметры препятствия, чтобы выбирать алгоритм движения. Ухожу с дороги, чтобы не мешать. Сначала надо найти бумагу и карандаш, а то и правда что-нибудь разобью или сломаю.

Тьер, у меня в квартире женщина! Думать не хочется, в какой шкаф она может залезть и что там найти. Нет, расчленённые тела я в холодильнике не прячу, дневников не веду и секретных записей дома не храню, но все равно неуютно. Теперь не раздеться до домашних штанов, не расслабиться и постоянно нужно следить за языком, чтобы не ругаться в её присутствии. Будто я в гостях. Спать ей нужно где-то, продовольственный паек на неё брать, одеть во что-то. Не в больничной же форме она будет сутками. Разделить быт на двоих сложнее, чем посох сломать. Женщина в квартире будет везде. Я уверен, что как бы чисто не убирались дрон, вернувшись, застану её с тряпкой в руках. Словно я - нечистоплотное животное, а не офицер цзы'дарийской армии. Кхантор бэй!

- Летум, - сдерживая раздражение, бормочу в гарнитуру, - перешли мне историю болезни мудреца Поэтессы.

- На сколько дней открывать допуск? - деловито интересуется главный врач объекта ди два лямбда пять. Спрашивать об этом надо даже не Наилия, а майора Рэма. Сколько он будет искать организатора покушения на Его Превосходство? Мне каждые сутки будут казаться циклом.