ты еще не понял, потому что не проводишь так много времени со своим телом, но мое с каждым днем ведет себя все более странно. Оно разрушает все то, чего я добилась.

Пустой взгляд Рю устремился на меня.

– Я не знаю, какие у тебя достижения, но думаю, именно из-за них твое тело хочет, чтобы все наконец исчезло. Ты сама сказала, что оно разрушает твою прежнюю жизнь.

– Но на самом деле…

– Это значит, что прошлое для тебя важнее. И твой образ в глазах других людей, и их оценка. Любому будет тяжело проститься с тем, что дорого. Даже если это они сами.

Я не знала, что ответить, и глупо хлопала глазами. Рю не дал мне и шанса возразить.

– Я бы тоже не захотел принимать такую душу обратно, – добавил Рю.

Мне нечего было сказать.

– Ты совсем себя не жалеешь.

Ветер принес знакомый голос Проводника: «Как думаешь, твое тело могло сделать больно душе?»

Для кого и для чего я жила? Я считала, что хорошо знала себя, но, оказывается, ошибалась. Кто же такая Хан Сури? Что так мучает ее?

Глава 6. Мои печали

В старшей школе я посещал кружок «Рифмоплеты». Его участники приглашали к себе и рассказывали:

– Мы устраиваем встречи с писателями, а осенью проводим поэтические вечера. Тебе такое интересно?

Конечно нет. Мне не нравилась литература, тем более поэзия. Я почесал затылок и ответил:

– Нет, не интересно.

– Тогда, может быть, поэзия…

– По правде говоря, я не собираюсь учиться литературоведению.

В разговоре я был не так прямолинеен, как мои одноклассники.

Откуда-то донесся голос учителя корейского языка:

– Думаю, Рю очень понравится в нашем кружке.

Я искоса посмотрел на него.

Я честно делал все домашние задания, читал главы учебника, не спал на занятиях – просто выглядел немного отстраненно. Думаю, между собой преподаватели говорили обо мне что-то вроде: «Любое задание можно всегда дать Ын Рю, он никогда не откажет». Наверное, поэтому в тот день учитель так настойчиво звал в кружок поэзии:

– Приходи к нам, ты отлично впишешься в коллектив.

Я растерялся, смотреть учителю в глаза было очень тяжело. Он снова заговорил:

– Хорошо, буду с тобой честен.

Его слова тяжелым грузом легли на мои плечи. Пожалуйста, не надо, уж лучше солгите. «Твой собеседник никогда не ответит искренне», – тихо прозвучало в голове.

– Я очень привязался к «Рифмоплетам». Мы с ребятами подружились, вместе издали несколько книг. Пока я работаю в этой школе, хочу сохранить наш маленький мир, – сказал учитель, дотронувшись до моего плеча. – Рю, пожалуйста, запишись к нам, в этом году мы так никого и не дождались.

Я сглотнул, почувствовав, как в горле встал ком. Мне было страшно поднять голову и встретиться с укоризненным взглядом учителя. Все, что я мог делать, – нервно кусать губы. Смотреть на другого человека, тем более взрослого, было так же трудно, как видеть себя в зеркале. Учитель сказал, что их кружок называется «Рифмоплеты». Даже название мне не нравилось.

– Я никогда не писал стихов… – ответил я.

– Ничего страшного! Подожди, сейчас покажу тебе наш сборник за позапрошлый год.

И он раскрыл книгу.

«Я не хочу быть кругом.

Я не хочу сиять.

Буду резким, как угол,

Буду, как камень, затвердевать».

Что ж, часть про камень вполне логична, но как тогда автор может быть кругом? Он с рождения так себя ощущал? Или его углы стерлись со временем?

Произнести слово «нет» я не мог, оно было неподъемным, как камень. В конце концов я внес свое имя в список участников «Рифмоплетов», а вечером рассказал об этом маме.

– Учитель попросил меня записаться в школьный кружок по интересам, – начал я и быстро добавил: – Занятия будут по пятницам, на пятом уроке, поэтому буду возвращаться позже.

Мама, которая до сих пор молча смотрела в окно, повернулась и ответила:

– Ничего, ходи на свои занятия, будем ждать тебя попозже.

Она вновь перевела взгляд на улицу. Ее не волновало, во сколько я возвращался. С друзьями мы могли собраться у кого-то дома и ночь напролет болтать и веселиться. Наверняка можно было пригласить их и к себе в гости, но мне не хватало решительности. Вдруг я вспомнил стихотворение, которое прочитал в сборнике. Я был круглым, гладким камешком, который не причинил бы другим вреда, даже если его сильно сжать.

Маму не интересовало, ни почему я вступил в кружок, ни что нового я узнал там. Я ожидал, что так будет. Ее разум все еще застилал туман. Когда все изменится? Внезапно мне пришла мысль, что это не случится никогда.

Проводник был прав, мне хотелось поделиться с кем-то своими чувствами и переживаниями. Я ощущал это желание каждый миг своей жизни. В голове зазвучал заливистый смех Сури. С ней мы больше не увидимся, я все равно уже решил, что навсегда уйду из этого мира. Казалось, после моего ухода ничего не изменится, поэтому в очередной раз я принял судьбу. Неосознанно я сам загонял себя в угол.

Сури с опаской поглядывала на меня. Знал бы, что так будет, не стал бы рассказывать о Ване. С другой стороны, а о чем еще с ней можно говорить? В любом случае всему скоро наступит конец. Интересно, я смогу увидеться с Ваном? Наверное, это будет не так просто: мое тело все-таки продолжит жить дальше.

Ни брата, ни меня люди не понимали. Они всегда смотрели на Вана с жалостью, а потом таким же взглядом и на меня. Раньше я верил, что, пока ничего не произошло на самом деле, все в порядке.

– Это из-за твоего брата?

Вопрос Сури заставил меня задуматься. Может быть, действительно, из-за смерти Вана мама продолжала терзать себя воспоминаниями? Или это я запутался и поэтому вел себя как дурак? Скорее, и то и другое. Я мог лишь догадываться, о чем все-таки думала мама.

Когда я рассказал Сури о том, что перевернул стол в ритуальном зале, она настолько удивилась, что потеряла дар речи. В ее взгляде читалось непонимание. Я знал, что ту сцену на похоронах устроил я, но в памяти осталась только ноющая боль в голове.

– Рю, да у тебя талант ставить людей в тупик, ничего особенно не говоря, – выпалила она.

Тогда у тебя, Сури, талант заполнять неловкие паузы.

– С того дня прошел уже год. За день до годовщины смерти Вана мама вновь вспомнила о том, что я сделал на похоронах.