Светало. Размахивая узелком, Андрей возвращался домой пешком, потому что улицы были пусты, а мобильник и деньги он впопыхах не захватил из дома. Идти было далековато, километра три или четыре, а спать хотелось так, что свинцовые веки хоть пальцами придерживай. Ощущать себя счастливым отцом не получалось. Хотелось поскорее упасть на кровать и поспать пару часов перед тем, как возвращаться в больницу с чистым бельем, гигиеническими средствами и прочими необходимыми вещами.

Увидев приближающиеся фары автомобиля, Андрей бросился к дороге, но не учел, что еще не вполне протрезвел, а растаявший накануне снег подмерз, превратившись в наледь. Ноги взмыли вверх, зад резко опустился вниз, Андрей сел на тротуар, а машина оказалась милицейской. Оттуда выбрались двое патрульных, поинтересовались, отчего это алкашу не спится и не хочет ли он в кутузку.

Нет, в кутузку Андрей не хотел, обращение ему резко не понравилось, а откупиться было нечем. Слово за слово, и вот уже забрали его в участок, там развернули узелок, обнаружили окровавленное тряпье и понеслось. Грабитель? Сексуальный маньяк? Серийный убийца?

Андрей пытался объяснить, что возвращается из роддома, но слушать его не стали, а навешали трендюлей и определили в одиночную камеру, чтобы поутру с задержанным разобрались уже компетентные товарищи. Последовали допросы разных степеней, и стали Андрея прессовать, принуждая «колоться», и сунули к нему в камеру расписных блатарей, пугавших немедленной расправой. Милиционерам долго не хотелось признавать, что они опростоволосились, но, наконец, они проверили показания Андрея по своим каналам и неохотно отпустили его.

Господи, какое же невероятное счастье испытал он, очутившись на свободе! Плевать было на предстоящие объяснения с Любой и начальством на работе. Главное, он выбрался из тесного каменного мешка, полного смрада и ужаса. Рассказывая позже о своих злоключениях, он смеялся, как будто речь шла о забавной шутке, но смешно ему не было.

И вот сейчас на его месте оказался отец. Причем, его положение намного хуже: его мурыжат не просто по глупости или от нечего делать, а с определенной целью — его пытаются обвинить в убийстве и отправить за колючую проволоку на долгие-долгие годы.

А что Андрей, его родной сын?

Андрей топчется в прихожей с чемоданом, намереваясь сбежать в свой город. Бросив близкого человека в беде. Человека, носившего его на закорках, заботившегося о нем, оберегавшего от опасностей. Учившего не быть трусом и подлецом.

Выругавшись, Андрей опять разобрал чемодан, сгреб пивные банки и отправился выносить мусор. Ночью он спал тревожно, но, проснувшись, прислушался и почувствовал, что душа его спокойна. Он не совершил ужасный поступок, за который ему было бы стыдно до конца дней. Он остался и готов был делать то, что должен делать.

В первую очередь следовало обезопасить мать, на тот случай если убийцы из дачного поселка захотят расправиться с ненужным свидетелем, то есть с ним, Андреем.

Он сразу же позвонил матери и, справившись о здоровье тети, предложил:

— Мама, может тебе стоит погостить у тети Лизы подольше? Ей ведь, наверное, помощь нужна. Ну, семейство накормить, ее саму вкусненьким побаловать.

Несколько секунд она молчала, шумно и часто дыша. Андрей невольно улыбнулся. Как порой легко обнаружить чужие хитрости, шитые белыми нитками!

— Ты серьезно? — спросила мать наконец.

— Конечно. Я не маленький, не пропаду.

— Ну… — Она замялась. — Даже не знаю…

По голосу было слышно, что прекрасно знает. Смотрит, небось, на своего Карена сияющими глазами и думает, как объявит ему радостную новость о том, что задержится у него в гостях. Улыбка на губах Андрея искривилась, ему стало противно. Но не мог же он сказать напрямик: ты, мол, мама, домой пока не приезжай, тебя здесь в заложницы взять могут.

— Мне полезно будет побыть одному, — нажал Андрей. — Есть о чем подумать.

— Да, я понимаю, — согласилась мать. — Но пообещай, что будешь регулярно звонить, и если тебе понадобится что-нибудь, то сразу…

— Сразу сообщу. Не беспокойся. Пусть тетя Лиза выздоравливает.

Завершив разговор, Андрей некоторое время сидел неподвижно. На душе было уже не просто муторно, а гадко. Получалось, что он все же предает отца. Но иного выхода просто не было. Андрею совсем не хотелось, чтобы мать стала жертвой его разборок с бандитами. Уж лучше пусть со своим Кареном тискается. Тьфу, прости господи!..

Выбросив все посторонние мысли из головы, Андрей стал собираться в прокуратуру.

С утра улицы сбрызнуло дождичком, пахло пыльным асфальтом и зеленью. Свежесть оживила природу и людей. Листва была ярче обычного, хмурых лиц попадалось навстречу меньше, женщины как бы похорошели. Призывно топая своими каблуками, они несли себя среди мужских взглядов и тайно упивались ими. Шлейфы кондитерских и цветочных ароматов плыли за ними, призывая смотреть вслед. И Андрей смотрел. Но его мысли были о Любе.

Пешая прогулка до прокуратуры заняла пятнадцать минут, и за этот сравнительно небольшой отрезок времени Андрей успел трижды проклясть жену и столько же раз простить ее за измену. Он не знал, вернется ли домой, но чувствовал, что незримые нити, связывающие его с семьей, постепенно слабеют и уже не причиняют такой режущей боли, как вначале.

Кто-то сказал: время лечит. Другой, изрядно побитый жизнью, желчно поправил: не лечит, а калечит. А на самом деле время проделывает с людьми и то, и другое. Одни исцеляются, другие превращаются в калек. Все зависит от самого человека.

Здание прокуратуры находилось за двумя колеями трамвайных рельсов. Приблизившись к светофору на перекрестке, Андрей не сразу понял, что за резкий, пронзительный звук раздался слева. Повернув голову, он увидел яркую малолитражку, похожую на оранжевую божью коровку, которую грозил протаранить приближающийся трамвай, тоже яркий: желто-красный, с перепуганной вагоновожатой за бликующим стеклом.

«Смарт», — определил Андрей. Немецкая штучка.

Какое это имело значение? А черт его знает. Мозг как бы раздвоился. Отмечая всякие пустяки и посторонние вещи, он в то же время сконцентрировался на происходящем.

Трамвай, продолжая истерически звенеть, тормозил, но расстояние между ним и малолитражкой неумолимо сокращалось. Женщина за рулем оранжевой крошки суетливо переключала передачи, пытаясь то сдать назад, то рвануть вперед, но это были безрезультатные попытки.

Сам не заметив того, как это произошло, Андрей обнаружил, что бежит к «Смарту» на рельсах.

— Вылезай! — крикнул он. — Вылезай, дура!

Вместо того чтобы подчиниться, незадачливая автомобилистка уставилась на Андрея, повернулась к наползающей громаде трамвая и опять попыталась дать задний ход. Кто-то из прохожих завопил, кто-то ахнул, а кто-то безмолвно оцепенел, ожидая неминуемой развязки.