Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не могу вынести вашего великолепного присутствия! — повторил Кермит.
— Нашего великолепного присутствия! — промолвила мадам Жерар. Она с испугом решила, что слух изменил ей.
— Откройте дверь шкафа и выходите немедленно, я вам приказываю! — провозгласила она.
— Я не могу, не могу… — провыл Кермит. Он прижал голову к узкой двери задней комнаты.
— Малыш стонет, — прокомментировала мадам Жерар. После ее слов плач Кермита стал еще слышнее.
— Открой дверь и выходи, — крикнул Малькольм Кермиту.
Жерар Жерар добавил свой голос к другим, с таким самообладанием и достоинством, каких Кермит и ожидал от столь известного человека.
Измотанный смятением, Кермит медленно упал на колени, и стоял коленопреклоненный за тонкой деревянной дверью, отделявшей его от посетителей.
Мадам Жерар продолжала стучать руками в мягких перчатках по дверному стеклу, мистер Жерар предлагал свой совет, а Малькольм побуждал Кермита выйти хотя бы ради него, если уж не ради себя.
Кермит попытался несколько раз ответить на тот или другой велеречивый призыв, но его голос срывался, и слова не выходили.
После ожидания трое визитеров медленно вышли и сели в ролле, надеясь, вероятно, что лилипут переменит решение.
Троица оставалась ждать, как показалось Кермиту, несколько часов, он же не покидал своей позы на коленях. Наступили сумерки. Наконец, когда ночь показала себя в черной городской полноте, двигатель роллса завелся, и его великолепные визитеры укатили в пустоту.
— Кермит отверг меня, — сказала мадам Жерар, когда они отъехали.
— Боюсь, что он отверг меня, — ответил Малькольм. На заднем сидении роллс-ройса он казался почти таким же маленьким, как Кермит. Посреди тяжелой, густо пахнущей кожи и строгих линий автомобиля он чувствовал себя так, будто ехал на собственные похороны. Ему не терпелось выпрыгнуть и воссоединиться с Кермитом в мастерской. Он знал, что на место среди «коронованных особ» у него прав не больше, чем у Кермита.
Вскоре Малькольм начал всхлипывать по-настоящему.
— О нет, нет, — воскликнула мадам Жерар, оборачиваясь к мальчику с переднего сидения, где она чопорно сидела поодаль от ведущего автомобиль Жерара.
— Вы, наверное, считаете, что я не очень мужественный? — Малькольм высморкался в рукав.
— Я не выношу эмоциональных кризисов у других, — мадам Жерар объяснила свою позицию. — Этим нужно заняться, Жерар, — она повернулась к мужу. — Сделан что-то и немедленно.
— Мы будем ехать и думать, — произнес муж в ответ.
— Думать здесь не о чем, — подхватила мадам Жерар. — Кермит всех нас отверг. Он стоял там и, наверное-рассматривал нас, будто мы причудливо оперенные птицы из заповедника.
— Это было ужаснее всего, — согласился Малькольм. — Видеть его маленькую тень за стеклянной дверью, пока он глядел на нас. Он был слишком напуган, чтобы выдать свое присутствие.
— Чего же ему бояться; когда я пришла к нему с любовью? — поразилась мадам Жерар.
— Вероятно, мы могли бы позвонить ему и сообщить, что собственно хотим от него, — предложил Жерар. — Люди часто не умеют отказать просьбе, когда она сообщена по телефону.
— Еще мне необходимо выпить, — добавила мадам Жерар самым низким тоном, на какой была способна.
— Что выпить? — переспросил Малькольм довольно громко и сухо.
Мадам Жерар зашелестела и надолго задумалась. Наконец, она сказала так быстро, что все подскочили:
— Темный ром.
— Совершенно исключено, — заверил ее Жерар.
— Объясни смысл этого замечания, — обратилась мадам Жерар к мужу.
— Твоей выпивке пришел конец. По крайней мере, в моем присутствии. Я знаю, что по ночам ты будешь сбегать и добывать себе бутылку, или твои красавчики тайком принесут тебе, но в общем и целом твоей выпивке пришел конец.
— Он произносит мой приговор с хладнокровием обезьяны, — сказала мадам Жерар. — Ты обезьяна. Твое пагубное присутствие испугало карлика.
— Никогда не говорите это слово! — воскликнул Малькольм.
— Что такое? — выкрикнула мадам Жерар, оборачиваясь, чтобы взглянуть на Малькольма.
— Кермит не считает себя карликом, — объяснил ей Малькольм. — Однажды он чуть не ударил меня за то, что я смел подумать о нем такое.
— Как примечательно! — мадам Жерар временно от. влеклась от желания выпить. — Как значительно!
Все еще размышляя, мадам Жерар спросила:
— А кем он себя считает?
— Я боялся, что вы спросите об этом, — признался Малькольм.
Мадам Жерар понимающе кивнула.
— Мне кажется, он не решил окончательно, что думать о себе, — предположил Малькольм.
— Тем не менее, — подал голос Жерар, — если б мы знали, что он думает о себе, мы могли бы убедить его ехать с нами.
— Ты никого не способен убедить… ни в чем! — взорвалась мадам Жерар, и муж слегка согнулся под напором ее атаки.
— Я вижу, вы держите Жерара под каблуком, — прокомментировал Малькольм.
Горящие, подведенные тушью глаза мадам Жерар, под которыми набухали фиолетовые мешки, уставились прямо в сверкающую линию зубов Малькольма.
— Каким же образом? — поинтересовалась она, скорее с любопытством, чем воинственно.
— Вы оставляете ему меньше места, чем он заслуживает, — осмелился Малькольм.
— Меньше не меньше, но я — человек весьма сильный, — рассмеялся Жерар.
— Он очень сильный, — согласилась мадам Жерар, глядя на мужа. — Но мы отошли от темы, — напомнила она попутчикам. — Мы должны заполучить Кермита или отправиться домой. Если мы поедем за город сейчас, то Малькольм будет рыдать так, что окажется в больнице.
— Мы обязаны ехать за город, — отрезал Жерар. — Мои легкие нуждаются в чистом воздухе.
— Ты сделаешь, как тебе скажут, — заявила мадам Жерар. — Поезжай к Храмовой аллее.
— Но это огромный крюк! — запротестовал Жерар.
— Ты слышал, что я сказала? — потребовала мадам Жерар. — Я сказала, к Храмам!
— Кажется, я уже несколько дней не был у своей скамьи, — выдохнул Малькольм, точно говоря с самим собой.
— Я настаиваю на том, что нам необходимо звонить Кермиту, — мистер Жерар вернулся к изначальной идее.
— Что ж, у Храмов есть телефоны, — мадам Жерар брюзгливо поддалась.
— Что станется с Кермитом? — посетовал Малькольм. Он в один миг осознал, какой жизнью живет этот лилипут.
— Прекрасные малыши, вроде Кермита, умеют справляться с жизнью, — уверила его мадам Жерар.
— Как вы узнали, что он прекрасен? — удивился Малькольм.