Он залпом допил кофе.

— Не смею дольше отвлекать тебя своим присутствием.

— Да, конечно, — спокойно ответила она, хотя Хьюго успел заметить промелькнувшую в ее глазах обиду и почувствовал укол совести.

Он не хотел ее обидеть. Но и объяснений, которые все осложнят, тоже не жаждал.

— Спасибо за ужин. Хм, я скоро с тобой свяжусь.

— Конечно. Спасибо, что пошел со мной в павильон бабочек.

Всю дорогу до дома Хьюго ругал себя за то, что не открылся Элис. Почему не сказал ей, что она ему нравится? Почему не рассказал про Эмму? Она показала ему столько всего замечательного сегодня. И он поцеловал ее, а она ему ответила…

Надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от такой женщины. Жизнь слишком коротка, чтобы убегать от своих чувств.

Он непременно позвонит ей завтра. Извинится за дурацкое поведение и все объяснит. Хьюго оставалось только надеяться, что Элис его выслушает.

Элис с остервенением терла до блеска вымытый кофейник, чтобы хоть чем-то занять руки и мысли.

Какая же она дуреха, что предложила Хьюго поужинать у нее. А все из-за его поцелуя в павильоне бабочек, заставившего ее почувствовать себя на седьмом небе.

А может, это и к лучшему, что он сразу понял, как Барни и его дружки в свое время, что она ему не ровня.

Элис оставалось надеяться, что она своим глупым поведением не осложнила претворение в жизнь проекта павильона бабочек.

В четверг утром Элис отправила Хьюго очередной интересный факт из жизни бабочек в попытке вернуться на рельсы рабочих отношений, но ответа не последовало.

И только в конце рабочего дня она получила эсэмэску от Хьюго:

Извини, целый день был на встречах. Факт для тебя — стекло представляет собой твердую жидкость. Молекулы движутся внутри, но слишком медленно и незаметно для человеческого глаза.

Значит, он хочет продолжать их игру по обмену интересными фактами из областей, в которых они специалисты. Но в таком случае почему он вчера так неожиданно покинул ее дом, едва допив кофе?

Хорошо, он ясно дал понять, что не желает романтических отношений. Однако это не означает, что он отказывается от проекта. Что же, она станет вести себя с ним легко и непринужденно.

В пятницу был день рождения Эммы. Хьюго проснулся с гирями на сердце. Он приехал на работу ни свет ни заря, но работа не спасала. По правде говоря, он не мог толком сосредоточиться на делах, а просто тупо смотрел на реку из окна. Он снова увяз в прошлом и чувствовал себя самым несчастным человеком на свете.

Жизнь идет вперед. Почему же он топчется на месте?

В этот момент пришло сообщение от Элис с новым фактом о бабочках. И Хьюго вдруг понял, что хочет ее увидеть. В ответной эсэмэске он предложил ей посмотреть необычную лестницу.

Элис тут же ответила согласием. Они договорились встретиться у главного входа в собор Святого Павла в половине первого.

Хьюго с облегчением выдохнул. Его отпустило.

Ровно в назначенное время он стоял на ступенях собора в ожидании Элис. Увидев ее, помахал рукой. Сердце Хьюго екнуло, когда она махнула рукой в ответ и улыбнулась.

— Спасибо, что согласилась прийти.

— Горю желанием увидеть лестницу, — ответила Элис. — И я знаю, что это не стекло, но думаю, ты мне все расскажешь. — Она указала на огромный купол, спроектированный Кристофером Реном.

На самом деле ему хотелось ее обнять, почувствовать, как тепло ее тела растопит вечную мерзлоту в его сердце. Но это потребует объяснений с его стороны, а Хьюго пока не готов открыться Элис. Поэтому он просто улыбнулся и повел ее внутрь собора.

— Рассказ о куполе — отдельная история, — пояснил Хьюго. — Сегодня у нас в плане лестница.

Они вошли в собор вовремя — началась очередная экскурсия. Он с удовольствием наблюдал за восторженным выражением лица Элис, когда их подвели к знаменитой лестнице.

— Не понимаю, на чем держится эта спиральная лестница, — с удивлением отметила она. — Ведь посередине нет никакой опоры. Лестница будто парит в воздухе. Как такое возможно?

— На самом деле это консоль, и она крепко стоит уже более трех веков.

Пока они поднимались, он держал ее за руку.

— Какой прекрасный вид, — выдохнула Элис, когда они уже были на самом верху. — Я должна это снять для подруги.

В этот момент зазвучал орган. Хьюго слишком хорошо знал эту мелодию. Бах. Любимый композитор Эммы. Она часто играла его произведения на фортепиано, которое он отдал ее родителям, когда Эммы не стало. Именно эту вещь исполнял органист во время погребальной службы. Сердце Хьюго упало. Он снова погрузился в черную бездну тоски и отчаяния.

Элис не поняла, что произошло, но Хьюго выглядел ужасно. Глубокая боль исказила его черты: горестная складка залегла в уголках рта, а глаза казались пустыми и безжизненными. Как только гид привел их обратно в центральную часть собора, она мягко коснулась его руки и тихо сказала:

— Неплохо было бы выпить кофе и съесть по бутерброду в каком-нибудь симпатичном местечке.

— Конечно, — равнодушно ответил он.

Элис купила кофе, бутерброды и два кекса в ближайшем кафетерии, а затем привела Хьюго в небольшой симпатичный садик недалеко от собора.

— Я здесь впервые, — заметил он. — Вероятно, ты знаешь множество подобных мест.

— Да, — согласилась она. — Именно в таких потаенных местах обитают мои любимые бабочки. Ведь здесь много богатых нектаром цветов. Твой ланч. — Элис протянула ему кофе и бутерброд.

— Спасибо.

Они молча ели. Элис понимала, что Хьюго никак не решится заговорить о том, что его мучает, и сама пошла в наступление. Она взяла его за руку и мягко произнесла:

— Наверное, это не мое дело, но ты выглядишь каким-то потерянным, как в тот день, когда мы впервые встретились.

— Я так себя и чувствую, — признался он. — Сегодня день рождения моей жены Эммы.

Так значит, он женат? Но прежде чем Элис успела переварить эту информацию, Хьюго добавил:

— Она умерла почти три года назад.

Стало быть, он вдовец. А ведь он не намного старше ее.

— Тяжело потерять близкого человека, да еще такого молодого, — тихо сказала она.

Он молча кивнул:

— Эмма страдала астмой. У нее случился острый приступ и произошла остановка сердца. Она успела вызвать скорую, но потеряла сознание и не смогла открыть дверь. Она так и не пришла в себя. Я в это время был на международной конференции архитекторов в Нью-Йорке, — с горечью закончил он.

Элис обняла его за плечи: