– Темка, хитрющий какой!

– Ну, хитрющий не хитрющий, а в спортзале он познакомился с одной женщиной с Украины. Она раньше в школе физру преподавала. На пятнадцать лет его моложе. Разведенная, работала там в спортзале тренером. Нормальная тетка, только говорить особо не о чем. Но она отцу так помогла. И Милю очень любит.

– Ой, Темка, слава Богу. Бывает же.

– Да, и братишка – хороший парень. И, представь себе, мачеха моя чем-то на тебя похожа. Ноги, грудь. Ну, там все остальное…

– Твоя мама-покойница была худенькая, – сказала Алена. – Я ей даже прозвище придумала: инженю. Она меня, по-моему, не очень любила.

– А ты знаешь, как она тебя называла? – спросил Арт, осклабившись.

– Да уж могу себе представить. Какое-нибудь слово нехорошее.

– Не то чтобы нехорошее. «Член партии». Она говорила, что ты похожа на советскую девушку, штурмующую партийную карьеру.

– Она, наверное, не в восторге была, что я не еврейка?

– Нет, не в этом дело. Она ведь сама наполовину русская.

– Но ведь жена у тебя еврейка, правда?

Арт не ответил. Он встал с постели, уже в трусах, но все еще без рубашки.

– У тебя что-нибудь есть из еды? – спросил он.

– Только местные яблоки.

Арт откусил половину некрупного бледно-желтого яблока.

– У этих эстонских яблок какой-то особенный аромат. Не знаю точно, как его описать, – сказал Арт. – Да, ты мне так и не объяснила, как вы стали циркачами, – добавил он, громко хрустя яблоком.

– Если бы ты только знал, сколько наших бывших однокурсников не работают инженерами-лесотехниками…

– Я не работаю – это раз. Ты не работаешь – это два-с. И Коля тоже не работает.

– Очень остроумно. Подними, пожалуйста, мои вещи.

Арт поднял юбку и блузку, валявшиеся на полу с его стороны. Потом надел рубашку. Алена подошла и села рядом на край постели.

– В конце девяносто первого Колин отец в одночасье умер от инсульта. Будто знал, что ему не удержаться. Я тогда сидела дома с Сашенькой. Коля учился в аспирантуре, ни хрена не делал – знаешь, под папиным крылом. Ну вот, все вдруг обвалилось, и надо было как-то жить. Коля чего только не делал, и пиво чешское продавал, и костюмы тренировочные из Китая. А пил все больше.

– Ну, ты же знаешь, лучше ничего не становится, – сказал Арт, сам до конца не понимая, что имеет в виду.

– Да, почти ничего, – сказала Алена. – Ну вот, пять лет назад у нас уже Рая была. А Коля всегда…

– Значит, у вас дочка? – перебил Арт.

– Случайность. Счастливая случайность, – у Алены задрожали губы. Она взглянула на Арта с мольбой, будто говоря: «Все могло быть иначе. Ты же знаешь!»

Она с силой откинула золотистые пряди с лица и продолжала рассказ.

– Коля всегда бредил цирком.

– Вот как? Не знал.

– Это было его любимое развлечение. Я его не могла затащить ни на балет, ни в театр. А в цирк – в любое время. Он в детстве хотел в цирковое училище поступать, но ему отец запретил. У Коли всегда были друзья из этой среды. Он с ними тусовался. Даже клоуном одевался на вечеринках.

– А теперь он настоящий клоун? – спросил Арт.

– Ну, не знаю, настоящий или нет. Мы сколотили летнюю труппу. Дрессировщики все еще работают в большом цирке. Почти все остальные этим занимаются только летом. Самая большая проблема – животные, – вздохнула Алена. – Мы гастролируем с июня по сентябрь. Называется St. Petersburg Traveling Circus, но это только звучит громко. По сути, мы выезжаем лишь в соседние губернии и в Прибалтику. Один раз были в Польше. Я занимаюсь всеми гастролями, рекламой и финансами. В прошлом году ездили по Литве. Этим летом – Эстония и еще по соседству в Латвии. Каждую неделю новое место. Вот такая жизнь. Меня от этого тошнит, но что делать.

– Но Курессааре – приятный городок.

– Да уж, развлечение для деревенских мальчиков и девочек. В большие города мы и не заезжаем.

Арт взглянул на часы.

– Уже почти одиннадцать. Мне пора. Еще надо выписаться и на паром успеть.

Он поднял с пола джинсы и исчез в ванной. Там обтерся мокрым полотенцем, потом привел себя в порядок.

– Жена у тебя приятная, миловидная, – сказала Алена. Видно было, что эти слова дались ей нелегко.

– Спасибо.

– А детей почему нет? – спросила Алена.

– Почему нет? – переспросил Арт. – Бог не дал, вот почему. – Он хотел рассказать Алене, что Айлин ждет ребенка, но сдержался. Вместо этого он спросил, будто шаря голосом в потемках: – А где твои сейчас?

– Саша в городе, работает курьером в рекламном агентстве. А Раечка с Колиной мамой на даче.

– У Коли еще дача барская осталась? Неплохо, – сказал Арт.

– Осталась, только денег нет на ремонт. Крыша подтекает. Сад совсем зарос. Царство малины…

Пора было идти. Они молча стояли, обнявшись, у открытого платяного шкафа. Зеркало с червоточинками смерти по краям отражало неубранную постель, обложку русского журнала мод, бюстгальтер на стуле, острокрылый силуэт черепичной крыши в марлевом отверстии окна.

– Ты Коле скажешь? – спросил Арт.

– Нет, – ответила Алена. – И ты жене не говори. Честность тут ни при чем.

Пересекая городскую площадь по пути обратно в гостиницу, Арт уносил с собой Алену – ее аромат, отпечатки ее пальцев на губах.

Арт не видел Айлин такой счастливой с тех пор, как на УЗИ они услышали сердцебиение новой жизни. Всю дорогу на переправу она без устали говорила об антикварной лавке, о том, как нашла на бабушкиной улице бывший молельный дом.

– Представляешь, Арти, у хозяина антикварной лавки были старые карты, планы. Я ему сказала, что знаю только название улицы, где буббе Лия жила в детстве. Он со мной полчаса провозился, все нарисовал на моей карте. Такой симпатичный человек.

– Ты дом нашла?

– Нет, сам дом – нет. Это на самом деле не улица, а проулок, всего в нескольких кварталах от площади. Я ходила взад-вперед. Все пыталась вообразить, в каком из домов они жили. Антиквар мне показал, как найти старый молельный дом и аптеку. Аптека в другой части города. Я тебе на пароме фотографии покажу. И видео самой улицы.

– Не жалеешь, что приехала?

– Да что ты, конечно нет. У меня такое чувство, что мне открылось прошлое… А папа как обрадуется!

Арт кивал в такт словам жены и все думал, что надо ей сразу во всем признаться. «Это безумие, – одергивал он сам себя, – просто безумие. Веди себе машину да помалкивай».

На пароме, оставив красный «опель» в трюме, они поднялись на верхнюю палубу и стояли у перил на корме, ощущая дизельный привкус в морском воздухе. Айлин показала ему видео – улочку, вымощенную серым и красноватым булыжником, сутулые домики с замшелыми крышами. Потом она вынула из рюкзака пожелтевшую от времени картонную коробку с картой острова и словом SAAREMAA на крышке и достала из нее три фотографии в бумажных паспарту, будто вырезанные из семейного альбома.