— Могу спорить, он ей сказал, что он продюсер. Этот — запросто. Да все они запросто.

— Зато теперь ты вольна делать то же самое. Не обращай на меня внимания. Прости, Эстелль. Некрасиво это, правда?

Они перешли к серому платью, покрытому поблескивающими драгоценностями.

— Ну, это немного как по зубам получить, — сказала Эстелль. — Мне б так гарцевать смолоду.

— Тогда б ты залучала пятидесятилетних импотентов, которым хочется вернуться к собственным женам, и они это делают через тебя. Ты все это время провела в старших классах с мальчишками.

— Мне обидно до желчи за все это впустую потраченное время. И больше всего обидно за то, что ни один из тех, кто мне доставался, никогда не походил на греческую статую.

— Возможно, греческим статуям было некогда на тебя внимание обращать, они ходили с другими мальчиками.

— В каком-то смысле. Обычно им и бывало некогда — они в футбол играли или пьянствовали. Ни на кого из нас особо не велись.

— Ты погляди только. — Дороти остановилась перед расшитым жакетом. — Я думала, здесь будут одни платья.

— Нет, всякие костюмы. Интересно, они собираются что-то отсюда продавать, как это было на распродаже месяц назад?

— Хочешь купить что-нибудь?

— Ммм. — Эстелль перешла к витрине с еще одним белым платьем. Это выглядело так, словно его все забрызгали какими-то мерцающими точками, сверкающими осколками драгоценностей. В прошлые месяцы распродажи костюмов из студийных гардеробов охватывали вечерние платья, сшитые в тридцатых и сороковых: их можно было б носить и сегодня, — но вот эти… даже на балу-маскараде они б выделялись.

— Эстелль, ты не всерьез?

— Владеть таким было б отпадно, правда?

— Но где б ты стала его носить? На кухне, пока кошачий корм открываешь?

— Дотти, ты иногда просто такая неромантичная, я не понимаю. Если б только все мы владели тем, что нам нужно! Ты просто ничего не соображаешь в природе желания.

— Соображаю, — ответила Дороти. — Теперь — да. Но я не об этом говорила. Я имела в виду, как ты б выглядела где-нибудь — сидишь и ешь сэндвич в платье как ящик. Перво-наперво как бы ты села?

— Медленно, — ответила Эстелль. — Давай-ка поглядим, чем нас тут кормят.

Они только доели по две порции сэндвичей, допили кофе и направлялись за добавкой сэндвичей, когда мужчина перед ними, пытавшийся двигаться в обратную сторону, сказал:

— Привет, Эстелль.

— О, привет, — ответила та. Они миновали друг дружку. Дороти первой дошла до стола, а Эстелль повернулась и посмотрела назад. Сказала:

— Пошли.

— Сэндвичей не хочешь?

— Ох, ладно. — Эстелль наложила каких-то сэндвичей в бумажную салфетку и двинулась вдоль стола. — Это был Стэн, — сказала она.

— Ой. Ничего так выглядит.

— Как и та, с кем он был. Господи, они оба за один день. Неужели в городе сегодня больше ничего не происходит, что обязательно было их сюда тащить?

Когда опять сели в машину, Дороти повернула ключ и сказала:

— Но они по-прежнему друг о друге не знают, правда? А тебе сейчас не нужно чувствовать себя виноватой, если ты и чувствовала. И ты не знаешь, в каких отношениях они с теми женщинами.

— Ха!

— Но вы же все равно вместе. А не были бы, если б ты им не нравилась.

— Может, я просто вторник или пятница, как носовые платки или те наборы трусов, на которые дни недели нашивают.

— Такие бывают?

— Со мной девочка одна в школу ходила, у нее были.

— Откуда ты знаешь?

— Она мне сама рассказала. Вообще-то и показала тоже. На меня очень большое впечатление произвело. Она говорила, надписи каждый день другого цвета. Их ей на день рождения подарили.

Дороти была счастлива, ведя машину по шоссе под голубым небом. Подумала о Ларри. Вновь замурлыкала.

Эстелль сказала:

— Мне довольно паршиво.

Дома у Эстелль выпили кофе. Дороти старалась ее утешить, но Эстелль больше интересовала разработка плана возмездия.

— Полагаю, — не подумав, произнесла Дороти, — ты бы могла нанять кого-нибудь через отдел подбора актеров и сделать вид, будто он твой новейший.

— А это мысль.

— Я пошутила. И разве это их не отпугнет?

— Не думаю. Я тебе уже сказала, они хотят жениться. Ха! Жениться на мне, а ходить везде со своими расфуфыренными подружками.

Дороти поцокала языком и покачала головой. Посмотрела на подругу поверх кофейной чашки и сказала, что, как ни крути, Эстелль им обоим с самого начала изменяла, разве не так?

— Ой, тут другое.

— О, вот как. Чем же оно другое?

— Здесь как страховка, только и всего. Если б один из них меня бросил. Не я их звала жениться. Оттого-то все так теперь и ужасно. Им нужна только та, кто будет всей их домашней тупорыловкой заниматься полный рабочий день, да еще на подмену, когда их шикарная — с кем-то покруче.

— Может, тебе станет лучше, если ты ненадолго себе кого-то третьего найдешь.

— Может, мне станет лучше, если я выпью. Будешь?

— Нет, спасибо.

— Я по-прежнему считаю, что твоя мысль позвонить в отдел подбора довольно неплоха.

— А если б у тебя было такое платье, ты б, наверное, могла того третьего под юбками прятать. Это же что-то с чем-то. Как другую личность на себе носить — такое платье-то.

— Сдается мне, я не смогу выдержать еще одну личность. Наверное, про платье стоит забыть. Да и вообще оно будет на тебе правильно смотреться, только если у тебя нужная прическа. Потребуется такой напудренный парик.

— Они хорошенькие были. И не смотрелись такими жесткими, как в кино. Но я все равно терпеть не могу, если мне на голову вот так что-то давит. Даже не знаю, как актрисы и балерины все время носят парики.

— Выпей, Дороти. Не давай мне пить одной.

— Так получится две пьяницы, а не одна.

— Кто говорил о пьянстве? Просто парочку…

Дороти встала.

— Эстелль, — произнесла она, — тебе это не нужно. Тебе это не нужно.

Эстелль вздохнула. Бутылку она поставила обратно в буфет. Дороти сгребла свои ключи от машины и сумочку. Они дошли до двери.

— Через пять лет будешь над этим посмеиваться, — сказала Дороти.

— Ну да. Но не сейчас.

— Только спроси себя, хочешь ли и дальше с ними видеться или нет. А затем поступай соответственно. Ладно?

— Спасибо, Дотти.

— Да не за что. Спасибо за показ. Ты все еще хочешь свой утренник устраивать?