«Расставание», — прохрипела судьба. Ветер стих, когда я возвращался домой, к матери, сообщить ей о том, что отправляюсь служить. Еще неделю назад мы с ней сидели на кухне, как в детстве, пили чай с малиновым вареньем и вели разговоры за жизнь. Я рассказал ей о Свете. Она лишь улыбнулась и с такой теплотой посмотрела на меня, что сердце сжалось от любви к матери. Мне безумно захотелось ее обнять и благодарить за жизнь, тепло и внимание, которыми она меня щедро наградила. Но сейчас я должен сообщить ей об армии. Хотел подобрать слова, чтобы не так сильно ранить ее сердце. Уже все знали о боях в Чечне, и каждый раз мать плакала, слыша истории о гибели молодых ребят. «Мам, я вернусь. Живым. Только выполню свой долг» — это все, что я мог сказать в утешение. Она ничего не ответила. Посмотрела в окно, а во взгляде читались мягкость, тепло и смирение. В этот же вечер мы отправились со Светкой в область, к друзьям, пригласившим нас на ужин. Их маленький бревенчатый домик стоял на окраине села у речки. Когда все наелись, наговорились и легли спать, мы взяли лодку и поплыли вдоль берега. Я смотрел Свете в глаза, наполненные любовью. Она была прекрасна — счастливая и красивая молодая девушка. Мысль о войне показалась мне ужасной, дикой. Неужели смерть разомкнет наше чувство? Неужели кто-то сверху способен повести себя так грубо, насмешливо и бессердечно? Нет, слишком далеко я зашел в своих мрачных рассуждениях. «Родная, жди меня…» Она зарыдала, вырвалась из моих объятий. Я понимал, что одним ударом разрушаю все наши мечты о семейном счастье и собственном очаге, но я не мог не принять вызов судьбы и до конца дней стыдился бы своей слабости. А нашу любовь мы доверим времени.

«Жди меня, и я вернусь всем смертям назло, кто не ждал меня, тот пусть скажет — повезло!» — уже здесь, спустя, кажется, века, Слава задушевно читал по вечерам Симонова. И от этих фраз мое сердце обливалось кровью. Да и другие ребята замолкали и вспоминали прошлое — дом, детство, возлюбленных, родных. Каждый из нас уходил в себя и жаждал вернуться.

Я вспомнил момент, который изменил для меня все.

Когда я понял, что между мной и городом, людьми, работой да и самой жизнью лежит огромная пропасть, я купил билет на балет «Щелкунчик», в котором Светлана исполняла роль Маши. Хотел просто увидеть ее в танце. Ее лицо было настолько детским и невинным, что я не смог скрыть свое восхищение. На мгновение наши взгляды пересеклись, и этого было достаточно для сильнейшего разряда. Окрепшие чувства, зрелость мыслей и жажда любви. Мы были слишком похожи и оба не находили слов, чтобы выразить все то, что происходило в наших душах. Восход солнца после звездной ночи показался мне самым прекрасным явлением во всей моей жизни. Я не понимал, как долгое время внушал себе, что любовь — это просто страстное влечение со своим сроком годности и что это надо пережить. И что только женщины полны эмоций, чувств и могут быть ослеплены мужчиной. Все это полнейший бред. Мне было достаточно одного прикосновения, чтобы рассеять ложь, которой я долгое время питался.

«Я жду ребенка», — робко проговорила Надя, когда я вернулся домой, полный решимости сказать ей правду и, пока не поздно, разойтись.

А пленка все дальше отматывалась назад…

Она не красивая, но симпатичная. В ней столько несочетаемых качеств — и в характере, и во внешности, и в поведении, что временами мне кажется, будто я живу не с Надей, а Надями — абсолютно разными и непохожими друг на друга девочками, девушками и женщинами. Одна — нежная, заботливая и, кажется, влюбленная. Другая — дерзкая, циничная и жестокая. Третья — задумчивая, лиричная и печальная. С ней интересно и никогда не бывает скучно. Мы похожи, потому что оба не сюсюкаем, распуская слюни от любви. Мы вместе живем и… ну просто живем, работаем, отдыхаем, вот сейчас сидим и завтракаем. Она смотрит в телевизор, я — в окно. До судьбоносного посещения «Щелкунчика» оставалась еще неделя.

Надежда дала мне надежду, что я смогу быть с ней счастливым. И я могу. Стараюсь, по крайней мере. Если честно, то она следовала за мной тенью, ходила по пятам еще с пятого класса, напоминая мне неутомимого гномика, терпеливо выжидающего свое счастье. В сущности, вся комедия наших школьных дружеских отношений казалась мне забавной и безобидной, я увлекся похорошевшей рыжей бестией, и это спасало меня от обиды на Светку. Но где-то в глубине души все содрогалось при мысли о том, что я проведу всю свою жизнь с этой девушкой, так и не признавшись Свете в любви.

Да и со Славкой стало вдруг трудно общаться. Жили бы еще в другом районе, Москва ведь не деревня с одной улицей, так нет, соседи. Приходится, скрепя зубы, призывая мудрость и сражаясь с гневом, смотреть на чужое счастье. Мне казалось, что меня уже ничто не связывает с яркой и играющей цветами жизнью, разве что обычное существование обычного тренера по самообороне и рукопашному бою. И опять величие черного юмора. При этом я был самым незащищенным и податливым человеком. Судьба отправила меня в нокаут. Товарищи хвастались достижениями в работе, важными для карьеры знакомствами и связями, кто-то зарабатывал деньги, кто-то находил счастье в любви. У всех на счету были достижения. Слава завоевывал литературные премии, и его имя не сходило с полос газет и журналов. То и дело ходили слухи, что сам министр культуры заинтересовался творчеством юного писателя. Света нашла себя в искусстве, очаровывая грациозными движениями избалованную московскую публику. Надька рисует. Меня всегда окружали творческие люди. У каждого из них широкая душа и глубокие мысли. Они делятся с миром своими чувствами и настраивают, как музыкальные инструменты, души зрителей на свет, любовь и красоту. А я лишь учу бить врагов. Наверное, это тоже необходимо, поскольку улица нередко становится трассой опасностей, но в этой профессии мозолями покрыты не только руки, но и чувства, которым нет выхода. Мне был закрыт вход в мир образов, где жили балерины, писатели, музыканты, художники… Проходили дни, месяцы и годы, а мое «я» становилось слишком ненасытным, одиночество ширилось, занимая слишком большое пространство. Мне было жаль Надю. Она видела мои страдания и равнодушие. Видела, но опускала глаза, тихонько прижимала к груди правую руку, как будто успокаивала маленькую девочку, живущую внутри себя и верящую в счастье. Мы оба любили. И понимали тяжесть этого чувства. Хотя и привыкли друг к другу. Как-то раз нам пришлось расстаться на время, на месяц. Надя уехала в деревню к захворавшей бабушке. Через неделю я стал скучать по ней, по ее улыбке, манере класть руку на мою ладонь, когда грусть съедала меня, ее низкому тембру голоса и привычке раскуривать, но не курить сигареты.

Долго держалась этой осенью листва на деревьях. Небо было пасмурным и навевало печаль. Меж двойных рам забилась муха. Бедняга, хочет вырваться на волю. Выпустил. А дворники каждый вечер жгут листья. Кощунственно, на мой взгляд, сжигать такую красоту.

Сегодня случайно пересеклись со Славой на улице. Он увлеченно рассказывал мне о тенях, про которые пишет уже много лет. Для него они стали живыми, дышащими и видящими существами. Странно, как человек в пустоте может разглядеть жизнь и придать ей значение. Более того, заставить остальных поверить в сочиненные истории. Слава был уверен в себе и не знал сомнений и разочарований, от которых седеет талант. Он мыслил не так, как вдалбливали в головы, у него всегда имелся собственный путь. Его дело — идти творческими тропами, встречаясь с вдохновением, испытывая муки и жажду новых идей. Мое дело — горячо любить его женщину, учить детей самообороне и топать по тропе, любуясь горизонтом.