Фридрих прирожденным живодером не был, просто отсиживался в лагере, вместо того, чтобы воевать на Восточном фронте.

– Учтите, – проговорил он. – Если и вы заболеете, то всех вас ждет крематорий. Убрать его отсюда, немедленно.

Никто из пленных, попавших в мастерскую по ремонту и изготовлению скорняжного инструмента, не стал возражать.

Фролов склонился к Прохорову и прошептал ему на ухо:

– Ты, наверное, в сорочке родился.

Михаила подхватили под руки, повели к бараку. А за воротами лагеря уже пылила колонна пленных, медленно продвигавшихся к своей новой судьбе.

* * *

Сотни ног поднимали дорожную пыль проселка. Крестьянская повозка съехала к кустам, чтобы пропустить пленных. Конь испуганно стриг ушами, шарахался от лая овчарок. Польский крестьянин тянул вожжи, пытаясь удержать животное на месте.

Впереди в долине виднелась расположенная на окраине Ченстоховы небольшая товарная станция. Поблескивали ряды рельсов, на которых растянулись составы из мрачных товарных вагонов. Именно туда держала путь колонна.

Обычно во время перехода изможденные пленные падали. В упавших, если они сразу же не поднимались, конвоиры стреляли на месте, чтобы не задерживать движение. Но полковник медицинской службы отобрал самых здоровых и сильных мужчин в лагере. Поэтому пока обходилось без потерь.

Вильгельм Гросс, конечно, был неплохим психологом, но с сегодняшним этапом он просчитался. Он не посчитал нужным объяснить пленным, куда и с какой целью они отправились. Было озвучено лишь то, что их переводят в другой лагерь. Комендант видел в пленных исключительно человеческий материал, которому ничего не стоит объяснять. Зачем? От их желаний все равно ничего не зависит! Не объяснил пленным и полковник, обогнавший колонну на своем «Опеле» и поджидавший теперь прибытия колонны на товарной станции.

Возможно, узнав о том, что они станут донорами, многие из пленных и смирились бы с такой участью. В конце концов, нет большой разницы, от чего умирать через полгода, год. Заберут у тебя жизненные силы, гоняя по плацу, для растаптывания сапог, или же постепенно высосут их вместе с кровью. Но неизвестность взбудоражила пленных офицеров. Они понимали одно, что, попав в распоряжение медицинской службы вермахта, станут «подопытными кроликами»…

– Они на пленных своих молодых хирургов учат ампутировать конечности, – убежденно говорил один из пленных. – Отрезают руки, сперва кисти, потом по локоть, затем по плечо, ноги укорачивают по колено, по самые яйца, и делают это без всякой заморозки, один обрубок от человека остается. Слегка зашьют, так и бросают на нары подыхать.

– А еще они специально кожу сдирают и дерьмом мажут, чтобы тело гноилось. Способы лечения отрабатывают. Или водой зимой на улице поливают, чтобы коркой ледяной человек покрылся.

– А это им зачем?

– Изучают, как потом своих моряков, вытащенных из воды, отогревать.

– Бензином еще обливают и поджигают. Танкисты же часто в танках горят. Вот и учатся ожоги лечить.

– Жилы из живых вытаскивают. Потом сушат и ими своих раненых зашивают. Там надолго никто не задержится…

Чем ближе подходили к станции, тем четче люди понимали, что движутся навстречу страшной и мучительной смерти. Большинство попали в плен не так давно, еще не сломались окончательно…

– Сколько немцев нас охраняет? – полз подстрекательский шепот. – Всего взвод. Если все дружно на них бросимся, то пусть половину наших и положат, но другие-то разбегутся.

– Далеко тут убежишь?

– А не скажи. До Беларуси или Украины добраться можно. А там свои люди, не пропадешь…

Колонна подтягивалась к станции. Конвоиры стали кричать яростнее. Овчарки рвались с поводков, бросались на посмевших нарушить строй, отстать. Полковник, стоя возле машины, сквозь позолоченное пенсне смотрел на свой «товар».

На узкой разгрузочной рампе особо не было где развернуться. С одной стороны рельсы, с другой – приземистые склады из красного кирпича. Пленные стояли плотно, плечо к плечу. Паровоз медленно подтаскивал к рампе короткий состав товарных вагонов. Черный дым вырывался из трубы. Лязгали колеса, сцепки. Машинист дал длинный гудок, надеясь заставить людей немного отойти от края. Облако белого пара ударило по пленным. Но куда тут отступишь, если тебе напирают в спину?!

Все произошло абсолютно спонтанно. Одна из овчарок при очередном гудке паровоза рванулась. Поводок соскользнул с ладони конвоира. Собака бросилась на пленных, конвоир подумал, что успеет схватить поводок, прыгнул, схватил его. Но пес уже набрал скорость. Конвоир не удержал равновесия, упал. Сильная овчарка буквально втянула его в толпу пленных. Немец даже не успел подняться. Кто-то прыгнул ему ногами на голову. Рядом уже скулил пес, сильные руки сжимали ему горло, колени ломали ребра.

Конвой открыл стрельбу, спустил собак. Тренированные овчарки бросались на пленных, впивались им зубами в гениталии. Толпа пришла в движение. Те, кто стоял ближе к рельсам, посыпались на пути, прямо под колеса паровоза. Засипели, заскрежетали тормоза. Клубы белого пара заволокли происходящее.

– Бей гадов! – раздался отчаянный крик, и тут же в руках рыжеволосого гиганта затрещал автомат убитого конвоира.

Один из конвоиров рухнул как подкошенный.

– Бей! Ура!

Толпа покатила на отстреливающийся конвой. Падали убитые и раненые пленные, но никто не останавливался, валили прямо по телам. Конвойные дрогнули и бросились врассыпную. Перепуганный полковник и сам не заметил, как забрался на крышу своей машины и по-бабски верещал. Его стащили за ноги и поволокли по рампе. Разбегающихся конвойных ловили, отбирали оружие. Расправа была скорой и жестокой. Месяцы страха и унижений выплескивались местью.

Десяти конвойным удалось закрыться и забаррикадироваться в конторе станции. Теперь их обстреливали по всем правилам воинского искусства.

– Нечего на них патроны тратить! Сжечь людоедов! Живьем сжечь! – бросил клич взявший на себя командование рыжеволосый гигант.

– Крематория захотели? Будет и вам крематорий!

Нацисты, понимая безвыходность ситуации, даже не делали попыток сдаться. Отстреливались отчаянно. С моторной дрезины двое пленных уже подхватили бидон с бензином и волокли его к конторе. От меткого выстрела конвойного один из смельчаков упал замертво. Но его тут же сменил другой пленный. Поставленный на багажную тележку бидон обложили смоченной бензином одеждой, снятой с убитых, подожгли и покатили на дверь конторы. От удара бидон перевернулся, пылающий бензин хлынул во все щели. За разбитыми окнами метались живые факелы. Один из охваченных пламенем конвойных выпрыгнул в окно. Его даже не стали расстреливать. Пленные смотрели, как он, ничего не видя, мечется среди мертвых тел по рампе, спотыкается, падает.

Машинист и кочегары, все это время прятавшиеся от шальных пуль на полу кабины, наконец-то решились незаметно покинуть паровоз. Но их заметили и схватили.