Сью прошла через зал и устроилась на свободном месте устолика Крис. Та выглядела чертовски хорошо: черные волосы стягивала зеленаярезинка, а облегающая блузка подчеркивала твердую высокую грудь.

— Как дела, Крис?

— Как нельзя лучше, — ответила она, пожалуй, слишком ужбеззаботным тоном. — Новости слышала? Меня поперли с выпускного бала. Но ядумаю, этот старый хрен Грэйл потеряет работу.

Сью, конечно же, слышала об этом. Как и все остальные вЮвинской школе.

— Папочка подает на них в суд, — продолжила Крис, затем,чуть повернув голову, крикнула через плечо: — Биллииии! Иди сюда и поздоровайсяс моей подругой.

Билли бросил журнал и двинулся, шаркая ногами, в их сторону:руки на поясе, большие пальцы под ремнем, ладони у ширинки, джинсы, растянутыевнизу как на распорках. Сью показалось, что он вывалился из какого-то дрянногофильма, и лишь усилием воли она сдержалась, чтобы не расхохотаться, закрыв лицоруками.

— Привет, Сюзи, — поздоровался Билли. Он сел рядом с Крис,приобнял и тут же принялся поглаживать ее плечо. Лицо его при этом хранилосовершенно безучастное выражение — словно он щупал кусок говядины.

— Думаю, мы все-таки попробуем прорваться на выпускной бал,— сказала Крис. — В знак протеста или что-нибудь в этом духе.

— В самом деле? — Сью была откровенно удивлена.

— Да нет, в общем-то, — ответила Крис, думая уже о чем-тодругом. — Не знаю, еще не решила. — Лицо ее вдруг исказила гримаса ярости, неожиданнои без предупреждения, как появляется воронка смерча. — Все из-за этой стервыКэрри, черт бы ее побрал! Чтоб ей сдохнуть со всеми ее набожными выходками!

— Да брось ты. Что ты так заводишься?

— Если бы вы все тоже заявили, что не пойдете на бал! Боже,Сью, почему бы тебе не послать это дело к черту? Тут бы мы их и прижали. Яникогда не считала тебя послушной пешкой.

Сью почувствовала, что краснеет.

— Не знаю, как все, а я никогда не была ничьей пешкой. Снаказанием я согласилась, потому что его заслужила. Мы действительно поступилипогано. Вот так.

— Чушь собачья! Эта Кэрри, дурища хренова, трезвонит направои налево, что все, кроме нее и ее драгоценной пресвятой мамаши, отправятся вад, а ты ее защищаешь! Надо было взять эти салфетки и запихать ей в глотку,черт побери!

— Ну-ну… Ладно, Крис. Пока. — Сью резко встала и вышла из-застолика.

На этот раз покраснела Крис: кровь прилила к лицу такстремительно, словно ее внутреннее солнце вдруг заслонило красное облако.

— Тоже мне, Орлеанская Дева! Я помню, ты участвовала в этом,как и все мы!

— Да, — произнесла Сью дрожащими губами. — Только яостановилась.

— Ты только подумай, а? — с деланным удивлением воскликнулаКрис. — Ну прямо святая! Забери свое пиво! А то я ненароком дотронусь ипревращусь в золотую статую.

Сью повернулась к ней спиной и, чуть не споткнувшись,выбежала на улицу. Ей было очень плохо, настолько плохо, что ни слезы, низлость не могли еще этого выразить. Она всегда умела ладить с другими и поссориласьс кем-то, пожалуй, в первый раз с тех пор, как они перестали дергать друг другаза косы. Впервые в жизни она поступила из Принципа.

И конечно же, Крис ударила ее в самое больное место: онадействительно лицемерила, чего уж там. Укрытый глубоко-глубоко в душе жилненавистный точный ответ: то, что она покорно приняла наказание и каждый деньходила в спортивный зал, где под присмотром мисс Дежардин они целый час потели,выполняя упражнения и бегая кругами, не имело ничего общего с благородством. Простоей любой ценой нужно было попасть на свой выпускной бал. Любой ценой.

Томми еще не появился. Внутри у Сью словно свернулся тугойузел, и она направилась обратно к школе. Сью, славная Мисс Женский Клуб,Сюзи-Картинка, Примерная Девочка, которая делает Это только с мальчиком, закоторого собирается выйти замуж — разумеется, с соответствующей публикацией ифотографиями в местном воскресном приложении. Двое ребятишек. Которых нужнобудет драть, чтобы света белого невзвидели, если они проявят хотя бы какие-топризнаки честности, — если будут ссориться, драться или откажутся улыбатьсякаждому, кто этого ожидает.

Выпускной бал. Голубое платье. Букетик на корсаж, чтопролежал с полудня в холодильнике. Томми в белом смокинге, камербанде, черныхбрюках и черных ботинках. Родители, щелкающие в гостиных своими «Кодаками» и«Поляроидами». Креповые украшения, маскирующие голые стены и потолочные балкиспортивного зала. Две группы: одна играет рок, другая — медленную музыку.Лишние тут не нужны. Всякие там Крис и прочие, держитесь подальше. Только длябудущих членов загородного клуба, будущих жителей Чистого АмериканскогоГородка.

Наконец прорвались слезы, и она бросилась бегом.

Из книги «Взорванная тень» (стр. 60):

Приведенный ниже отрывок взят из письма Кристины ХаргенсенДонне Келлог. Донна Келлог переехала из Чемберлена в Провиденс, штатРод-Айленд, осенью 1978 года. Очевидно, она была одной из близких подруг КрисХаргенсен, которой та особенно доверяла. Письмо отправлено 17 мая 1979 года.

«Короче, меня выперли с выпускного бала, а папочка сдрейфили решил не подавать на них в суд. Но им это так не пройдет. Я еще не знаю, чтосделаю, но, клянусь, я им всем, сукиным детям, такой сюрприз приготовлю…»

Семнадцатое. Семнадцатое мая. Кэрри натянула длинную белуюночную рубашку и вычеркнула день на календаре. Каждый уходящий день онавычеркивала жирным черным фломастером, хотя сама понимала, что этосвидетельствует о довольно паршивом отношении к жизни. Впрочем, ей было всеравно. Беспокоило ее лишь то, что завтра мама заставит снова идти в школу, и ейснова предстоит встретиться с Ними.

Она села в маленькое кресло-качалку у окна — кресло,купленное на свои собственные деньги, — и закрыла глаза, стараясь избавиться отмыслей о Них и от всех других беспорядочных, ненужных мыслей — будто подметаешьпол: поднимаешь краешек сознания, словно ковер, и заметаешь туда весь мусор.Все. Готово.

Кэрри открыла глаза и посмотрела на щетку для волос,лежавшую на комоде.

Раз!

Щетка поднялась над комодом… Тяжело. Будто пытаешься слабымируками поднять штангу. У-у-у-у…

Щетка скользнула к краю, проползла за точку, где она ужедолжна была упасть, и осталась висеть, чуть подрагивая, словно на невидимойнити. Глаза Кэрри превратились в узенькие щелочки. На висках забились вены.Врачей наверняка очень заинтересовало бы, что в этот момент происходит в ееорганизме: логики, на первый взгляд, тут нет никакой. Дыхание упало дошестнадцати вздохов в минуту. Давление поднялось: 190 на 100. Пульс: 140 —больше чем у астронавтов при стартовой перегрузке. Температура понизилась до94,3 градусов[2]. Организм пережигал энергию, которая взялась ниоткуда иуходила в никуда. Электроэнцефалограмма показала бы, что альфа-ритм уже неволна, а огромные зазубренные пики…